эту проповѣдь отвѣчалъ мнѣ кто-то отрывисто: — ну, пожалуй оставайтесь, вамъ негдѣ будетъ лечь. — Это уже моя забота, сказала я, и обрадовавшись, что наконецъ вижу себя въ теплѣ, взлѣзла на печь и легла на краю не только что во всемъ вооруженіи, но даже не снимая и каски. Члены мои начали оттаивать и боль утихать; одна только ушибенная нога была тяжела какъ бревно: я не могла пошевелить ее безъ боли. Изнуренная холодомъ, голодомъ, усталостію и болью, я въ одну минуту погрузилась въ глубочайшій сонъ. На разсвѣтѣ, видно я хотѣла повернуться на другую сторону, но какъ спала на краю печи, то сабля моя отъ этого движенія свѣсилаеь и загремѣла: всѣ проснулись и всѣ кричали: «Кто тутъ! Кто ходитъ!» Голосъ ихъ показывалъ сильный испугъ; одинъ изъ нихъ прекратилъ эту тревогу, напомня товарищамъ обо мнѣ, выражаясь весьма обязательно: «это возится тотъ уланъ, вотъ что съ вечера еще чортъ принесъ къ намъ.» Послѣ того они опять всѣ заснули, но я
эту проповедь отвечал мне кто-то отрывисто: «Ну, пожалуй оставайтесь, вам негде будет лечь». — «Это уже моя забота», — сказала я и, обрадовавшись, что наконец вижу себя в тепле, взлезла на печь, и легла на краю не только что во всем вооружении, но даже не снимая и каски. Члены мои начали оттаивать и боль утихать; одна только ушибенная нога была тяжела, как бревно: я не могла пошевелить ее без боли. Изнуренная холодом, голодом, усталостию и болью, я в одну минуту погрузилась в глубочайший сон. На рассвете, видно, я хотела повернуться на другую сторону, но как спала на краю печи, то сабля моя от этого движения свесилаеь и загремела; все проснулись и все кричали: «Кто тут? Кто ходит?» Голос их показывал сильный испуг; один из них прекратил эту тревогу, напомня товарищам обо мне, выражаясь весьма обязательно: «Это возится тот улан, вот что с вечера еще черт принес к нам». После того они опять все заснули, но я
