Нашъ полкъ по обыкновенію занимаетъ передовую линію. — Въ эту ночь, я, сколько ни свертывалась, сколько ни куталась въ шинель, но не могла ни согрѣться, ни заснуть. Шалашъ нашъ былъ сдѣланъ à jour, и вѣтеръ свисталъ сквозь него, какъ сквозь разбитое окно. Товарищи мои, которыхъ шинели теплы, спятъ покойно: охотно бы легла я у огня, но его нѣтъ и не разводили.
— 24-го Августа. Вѣтеръ не унялся! на разсвѣтѣ грозно загрохотала вѣстовая пушка. Гулъ ея несся, катился и переливался по всему пространству, занятому войскомъ нашимъ. Обрадовавшись дню, я тотчасъ оставила безпокойный ночлегъ свой! Еще не совсѣмъ замолкъ гулъ пушечнаго выстрѣла, какъ все уже было на ногахъ! Черезъ четверть часа все пришло въ движеніе, все готовится къ бою! Французы идутъ къ намъ густыми колоннами. Все поле почернѣло, закрывшись несмѣтнымъ ихъ множествомъ.
— 26-го. Адской день! Я едва не оглохла отъ дикаго, неумолкнаго рева обѣихъ артил-
Наш полк по обыкновению занимает передовую линию. В эту ночь я, сколько ни свертывалась, сколько ни куталась в шинель, но не могла ни согреться, ни заснуть. Шалаш наш был сделан à jour, и ветер свистал сквозь него, как сквозь разбитое окно. Товарищи мои, которых шинели теплы, спят покойно; охотно бы легла я у огня, но его нет и не разводили.
24 августа. Ветер не унялся! на рассвете грозно загрохотала вестовая пушка. Гул ее несся, катился и переливался по всему пространству, занятому войском нашим. Обрадовавшись дню, я тотчас оставила беспокойный ночлег свой! Еще не совсем замолк гул пушечного выстрела, как все уже было на ногах! Через четверть часа все пришло в движение, все готовится к бою! Французы идут к нам густыми колоннами. Все поле почернело, закрывшись несметным их множеством.
26-го. Адский день! Я едва не оглохла от дикого, неумолкного рева обеих артил-
