первой, какая попалась, дорогѣ, отыскивать сѣнокосъ, потому что въ это время года начинаютъ уже косить. Ночь была очень тепла, но и очень темна; мѣсяцъ не свѣтилъ. Отъѣхавъ верстъ шесть отъ лагеря, мы увидѣли въ полуверстѣ отъ насъ деревню, и въ три минуты были уже въ ней, потому что обрадовавшись такой скорой находкѣ, пустились туда рысью. Къ деревнѣ примыкалъ обширный лугъ; виднѣлась рѣчка, за нею нѣсколько мелкихъ перелѣсковъ. Приказавъ уланамъ итти съ лошадьми на лугъ, я осталась одна въ покинутой деревнѣ, и привязавъ лошадь, пошла осматривать опустѣвшія жилища. Что̀-то было страшнаго видѣть всѣ двери отворенными; вездѣ царствовалъ мракъ, тишина и запустѣніе; ничто не было заперто: конюшни, сараи, анбары, кладовыя и дома, все было растворено! На дворѣ однако жъ ходили, лежали, стояли коровы, овцы, и сидѣли гуси стадами: бѣдные гуси! видъ ихъ припомнилъ мнѣ просьбу Подъямпольскаго! припомнилъ что одному изъ нихъ непремѣнно надобно
первой, какая попалась, дороге, отыскивать сенокос, потому что в это время года начинают уже косить. Ночь была очень тепла, но и очень темна; месяц не светил. Отъехав верст шесть от лагеря, мы увидели в полуверсте от нас деревню, и в три минуты были уже в ней, потому что, обрадовавшись такой скорой находке, пустились туда рысью. К деревне примыкал обширный луг; виднелась речка, за нею несколько мелких перелесков. Приказав уланам идти с лошадьми на луг, я осталась одна в покинутой деревне и, привязав лошадь, пошла осматривать опустевшие жилища. Что-то было страшного видеть все двери отворенными; везде царствовал мрак, тишина и запустение; ничто не было заперто: конюшни, сараи, амбары, кладовые и дома, все было растворено! На дворе однако ж ходили, лежали, стояли коровы, овцы, и сидели гуси стадами: бедные гуси! вид их припомнил мне просьбу Подъямпольского! припомнил, что одному из них непременно надобно
