долетѣли, почему жъ не ранили меня? — Не имѣли силы. Полно однако жъ, садись на лошадь, насъ сей-часъ смѣнятъ! — Драгунскій эскадронъ пришелъ стать на наше мѣсто, а мы вошли въ крѣпость, и у стѣнъ ея расположились отдыхать.
— Смоленскъ уступили непріятелю!... Ночью уже арріергардъ нашъ взошелъ на высоты за рѣкою. Раевскій съ сожалѣніемъ смотрѣлъ на пылающій городъ. Кто-то изъ толпы окружавшихъ его офицеровъ вздумалъ вскликнуть: какая прекрасная картина!... Особливо для Энгельгардта, подхватилъ которой-то изъ адъютантовъ генерала, — у него здѣсь горятъ два дома!
— Мы все отступаемъ! Длячего жъ было читать намъ, что Государь не удерживаетъ болѣе нашего мужества! Кажется неслишкомъ большому опыту подвергли нашу храбрость. Какъ вижу, мы отступаемъ въ глубь Россіи. Худо будетъ намъ, если непріятель останется въ Смоленскѣ! Одна только безмѣрная самонадѣянность Наполеона обезпечиваетъ въ возможности заманить
долетели, почему ж не ранили меня?» — «Не имели силы. Полно, однако ж, садись на лошадь, нас сейчас сменят!» Драгунский эскадрон пришел стать на наше место, а мы вошли в крепость и у стен ее расположились отдыхать.
Смоленск уступили неприятелю!.. Ночью уже арьергард наш взошел на высоты за рекою. Раевский с сожалением смотрел на пылающий город. Кто-то из толпы окружавших его офицеров вздумал воскликнуть: «Какая прекрасная картина!..» — «Особливо для Энгельгардта, — подхватил которой-то из адъютантов генерала, — у него здесь горят два дома!»
Мы всё отступаем! Для чего ж было читать нам, что государь не удерживает более нашего мужества! Кажется, не слишком большому опыту подвергли нашу храбрость. Как вижу, мы отступаем в глубь России. Худо будет нам, если неприятель останется в Смоленске! Одна только безмерная самонадеянность Наполеона обеспечивает в возможности заманить
