крѣпости Смоленской; наконецъ велѣно намъ итти на непріятеля. Жители города, видя насъ проходящихъ въ порядкѣ, устройствѣ, съ геройскою осанкою и увѣренностію въ своихъ силахъ, провожали насъ радостными восклицаніями; нѣкоторые, а особливо старики, безпрерывно повторяли: помоги Богъ! помоги Богъ! какимъ-то необыкновенно торжественнымъ голосомъ, который заставлялъ меня содрогаться, и приводилъ въ умиленіе....
Полкъ нашъ помѣщенъ по обѣимъ сторонамъ дороги; эскадронъ Подъямпольскаго на лѣвой; еще лѣвѣе, кирпичные сараи. Мѣсто, намъ доставшееся, такъ неудобно для оборотовъ кавалеріи, что при первомъ натискѣ непріятеля мы не удержимъ его за собою; все это поле изрыто, усѣяно мелкими кустами и перерѣзано рытвинами такъ, что при каждомъ быстромъ движеніи эскадронамъ пришлось бы перескакивать на каждомъ шагу или ровъ, или кустъ, или яму. Такъ какъ здѣсь брали глину для кирпичей, то ямъ было безчисленное
крепости Смоленской; наконец велено нам идти на неприятеля. Жители города, видя нас проходящих в порядке, устройстве, с геройскою осанкою и уверенностию в своих силах, провожали нас радостными восклицаниями; некоторые, а особливо старики, беспрерывно повторяли: «Помоги бог! помоги бог! — каким-то необыкновенно торжественным голосом, который заставлял меня содрогаться и приводил в умиление…
Полк наш помещен по обеим сторонам дороги; эскадрон Подъямпольского — на левой; еще левее — кирпичные сараи. Место, нам доставшееся, так неудобно для оборотов кавалерии, что при первом натиске неприятеля мы не удержим его за собою; все это поле изрыто, усеяно мелкими кустами и перерезано рытвинами так, что при каждом быстром движении эскадронам пришлось бы перескакивать на каждом шагу или ров, или куст, или яму. Так как здесь брали глину для кирпичей, то ям было бесчисленное
