драгунскаго и гусарскаго квартиргеровъ; первый просилъ Эмануэля взять его съ командою подъ свое начальство покамѣстъ; а гусаръ и я, освѣдомясь, какою дорогою пошли наши полки, пустились отыскивать ихъ, въ чемъ и успѣли весьма скоро.
— Между нашимъ арріергардомъ и непріятельскимъ авангардомъ бываютъ иногда небольшія сшибки такъ только, чтобъ не совсѣмъ безъ дѣла отступать.
— Охота же такъ бѣжать!… Я не знаю что̀ мнѣ дѣлать; смертельно боюсь изнемочь; впослѣдствіи это припишутъ не чрезмѣрности столькихъ трудовъ, но слабости моего пола! Мы идемъ и день и ночь; отдохновеше наше состоитъ въ томъ только, что остановя полкъ, позволятъ намъ сойти съ лошадей на полчаса; уланы тотчасъ ложатся у ногъ своихъ лошадей, а я, облокотись на сѣдло, кладу голову на руку, но не смѣю закрыть глазъ, чтобъ невольный сонъ не овладѣлъ мною. Мы не только не спимъ, но и не ѣдимъ: спѣшимъ куда-то! — Ахъ, бѣдный нашъ полкъ!
драгунского и гусарского квартиргеров; первый просил Эмануэля взять его с командою под свое начальство покамест; а гусар и я, осведомясь, какою дорогою пошли наши полки, пустились отыскивать их, в чем и успели весьма скоро.
Между нашим арьергардом и неприятельским авангардом бывают иногда небольшие сшибки — так только, чтоб не совсем без дела отступать.
Охота же так бежать!.. Я не знаю, что мне делать; смертельно боюсь изнемочь; впоследствии это припишут не чрезмерности стольких трудов, но слабости моего пола! Мы идем и день и ночь; отдохновеше наше состоит в том только, что, остановя полк, позволят нам сойти с лошадей на полчаса; уланы тотчас ложатся у ног своих лошадей, а я, облокотись на седло, кладу голову на руку, но не смею закрыть глаз, чтоб невольный сон не овладел мною. Мы не только не спим, но и не едим — спешим куда-то! Ах, бедный наш полк!
