унтеръ-офицера, какъ ни былъ имъ встревоженъ и огорченъ, не хотѣлъ послать однако жъ этого извѣстія далѣе, не употребя прежде всѣхъ способовъ поправить это несчастное дѣло, и рѣшился лучше погибнуть со всѣмъ эскадрономъ, сражаясь до остальной капли крови, нежели допустить въ огласку столь постыдный случай. Благодаря этой геройской рѣшимости, имя мое сохранилось отъ поношенія, но происшествіе это сдѣлало глубокое впечатлѣніе недовѣрчивости въ душѣ моей; я стала бояться всякой откомандировки, всякаго порученія, если только исполнять его надобно было вмѣстѣ съ моею командою. Никогда, никогда уже нельзя будетъ повѣрить имъ! Правду говорилъ Ермоловъ, что трусъ солдатъ не долженъ жить. Тогда такое заключеніе казалось мнѣ жестокимъ, но теперь вижу что это истина, постигнутая великимъ умомъ необыкновеннаго человѣка. Лѣнивый земледѣлецъ, расточительный купецъ, вольнодумецъ священникъ, всѣ они имѣютъ порокъ противоположный ихъ званію и выгодамъ,
унтер-офицера, как ни был им встревожен и огорчен, не хотел послать однако ж этого известия далее, не употребя прежде всех способов поправить это несчастное дело, и решился лучше погибнуть со всем эскадроном, сражаясь до остальной капли крови, нежели допустить в огласку столь постыдный случай. Благодаря этой геройской решимости, имя мое сохранилось от поношения, но происшествие это сделало глубокое впечатление недоверчивости в душе моей; я стала бояться всякой откомандировки, всякого поручения, если только исполнять его надобно было вместе с моею командою. Никогда, никогда уже нельзя будет поверить им! Правду говорил Ермолов, что «трус солдат не должен жить». Тогда такое заключение казалось мне жестоким, но теперь вижу что это истина, постигнутая великим умом необыкновенного человека. Ленивый земледелец, расточительный купец, вольнодумец священник, все они имеют порок противоположный их званию и выгодам,
