резерву, не сдѣлавъ ни одного выстрѣла; иначе непріятелю нельзя было бы такъ удобно прорѣзать передовую цѣпь ведетовъ! А мнѣ сказано, что и тѣнь пятна на имени Александрова не простится мнѣ никогда!... Мысли и чувства, черныя какъ ночь, тяготили умъ и сердце мое; я ѣхала шагомъ въ сопровожденіи трехъ уланъ, мнѣ оставшихся; вдругъ сильный топотъ скачущаго полуэскадрона поразилъ слухъ мой. Взглянувъ впередъ увидѣла я Торнези Сезара, несущегося какъ вихрь, а за нимъ летящій полуэскадронъ. Увидя меня, онъ вскрикнулъ съ изумленіемъ, останавливая свою лошадь: — это ты Александровъ! Скажи, ради Бога, что̀ такое случилось? — Чему случится братъ? Разумѣется случилось то, что и всегда будетъ случаться съ нашими трусами. Они испугались казаковъ, и не пошевеля даже оружіемъ, бѣжали какъ зайцы. — Подъямпольскій въ отчаяніи; унтеръ-офицеръ сказалъ, что тебя взяли въ плѣнъ и весь пикетъ вырѣзали. — Что̀ за выраженіе! вырѣзали! Вѣдь канальи-то не спали чтобъ ихъ
резерву, не сделав ни одного выстрела; иначе неприятелю нельзя было бы так удобно прорезать передовую цепь ведетов! А мне сказано, что и тень пятна на имени Александрова не простится мне никогда!.. Мысли и чувства, черные как ночь, тяготили ум и сердце мое; я ехала шагом в сопровождении трех улан, мне оставшихся; вдруг сильный топот скачущего полуэскадрона поразил слух мой. Взглянув вперед, увидела я Торнези Сезара, несущегося как вихрь, а за ним летящий полуэскадрон. Увидя меня, он вскрикнул с изумлением, останавливая свою лошадь: «Это ты, Александров! Скажи, ради бога, что такое случилось?» — «Чему случиться, брат? Разумеется, случилось то, что и всегда будет случаться с нашими трусами. Они испугались казаков и, не пошевеля даже оружием, бежали как зайцы». — «Подъямпольский в отчаянии; унтер-офицер сказал, что тебя взяли в плен и весь пикет вырезали». — «Что за выражение! „вырезали“! Ведь канальи-то не спали, чтоб их
