гдѣ надобно было поставить первый ведетъ. Половиною людей своихъ я заняла назначенные пункты, а другая была въ готовности, чтобы по прошествіи урочнаго времени смѣнить ихъ. Была уже полночь, когда я подъѣхала смѣнять свои ведеты. Подъѣзжая къ селенію, расположенному не далеко отъ той горы, гдѣ находился монастырь, я приказала уланамъ ѣхать по травѣ, прижать сабли колѣномъ къ сѣдлу и не очень сближаться одному съ другимъ, чтобъ не бренчать стременами. У самаго селенія, я остановила свою команду и поѣхала одна осмотрѣть, не кроется ли гдѣ непріятель. Мертвое молчаніе царствовало повсюду; всѣ дома были брошены своими жителями; все было тихо и пусто, и одна только черная глубь растворенныхъ сараевъ и конюшень крестьянскихъ страшно зіяла на меня. Зелантъ, имѣвшій дурную привычку ржать, когда отставалъ отъ лошадей, теперь, казалось, таилъ дыханіе и ступалъ такъ легко по твердой дорогѣ, что я не слыхала его топота. Увѣрясь, что въ селеніи никого
где надобно было поставить первый ведет. Половиною людей своих я заняла назначенные пункты, а другая была в готовности, чтобы по прошествии урочного времени сменить их. Была уже полночь, когда я подъехала сменять свои ведеты. Подъезжая к селению, расположенному недалеко от той горы, где находился монастырь, я приказала уланам ехать по траве, прижать сабли коленом к седлу и не очень сближаться одному с другим, чтоб не бренчать стременами. У самого селения я остановила свою команду и поехала одна осмотреть, не кроется ли где неприятель. Мертвое молчание царствовало повсюду; все дома были брошены своими жителями; все было тихо и пусто, и одна только черная глубь растворенных сараев и конюшен крестьянских страшно зияла на меня. Зелант, имевший дурную привычку ржать, когда отставал от лошадей, теперь, казалось, таил дыхание и ступал так легко по твердой дороге, что я не слыхала его топота. Уверясь, что в селении никого
