Повозокъ при насъ давно уже нѣтъ ни одной. Теперь вино пригодилось мнѣ; всякой день я мою имъ больную ногу свою, и вижу къ испугу моему, что она дѣлается съ каждымъ днемъ багровѣе, хотя боль и утихаетъ. Ступень ушибленной ноги сдѣлалась черна какъ уголь; я боюсь смотрѣть на нее, и не могу понять, отчего почернѣла ступень, когда ушибъ на срединѣ между ею и колѣномъ? — Штабъ-лекарь Корниловичъ говоритъ, что ногу мою надобно будетъ отрѣзать; какой вздоръ!
— Что̀бы это значило? Мы отступаемъ и очень поспѣшно, а еще ни разу не были въ дѣлѣ!
— Сегодня шли безъ дороги, лѣсомъ; я думала что мы спѣшимъ прямымъ путемъ на непріятеля, но ничего не бывало; мы прибѣжали, чтобъ вытянуть фронтъ нашъ въ высокихъ конопляхъ. Было длячего торопиться! Однако жъ впереди насъ сражаются… Худо остаться безъ настоящего начальника! Полковой командиръ Тутолминъ отрапортовался больнымъ еще въ Бѣльскѣ,
Повозок при нас давно уже нет ни одной. Теперь вино пригодилось мне; всякой день я мою им больную ногу свою и вижу, к испугу моему, что она делается с каждым днем багровее, хотя боль и утихает. Ступня ушибленной ноги сделалась черна как уголь; я боюсь смотреть на нее и не могу понять, отчего почернела ступня, когда ушиб на средине между ею и коленом? Штаб-лекарь Корнилович говорит, что ногу мою надобно будет отрезать; какой вздор!
Что бы это значило? Мы отступаем и очень поспешно, а еще ни разу не были в деле!
Сегодня шли без дороги, лесом; я думала, что мы спешим прямым путем на неприятеля, но ничуть не бывало; мы прибежали, чтоб вытянуть фронт наш в высоких коноплях. Было для чего торопиться! Однако ж впереди нас сражаются… Худо остаться без настоящего начальника! Полковой командир Тутолмин отрапортовался больным еще в Бельске,
