щей несправедливости людей: имѣетъ ли кто подозрѣніе что въ пищу его положенъ ядъ, даютъ эту пищу собакѣ съѣсть чтобъ въ томъ увѣриться!.. Состарѣлась собака при домѣ своего хозяина, служа ему какъ назначила ей природа, онъ мѣняетъ ее на молодую. А что̀ сдѣлаетъ тотъ, кто ее вымѣняетъ? убьетъ, разумѣется, для кожи! Худо ловитъ борзая: повѣсить ее! Зачто̀ жъ все это, зачто̀? Бѣдственная участь собаки вошла даже въ пословицу, хотя изъ всѣхъ животныхъ она одна только любитъ человѣка. Лошадь, благородное животное, разшибетъ лобъ своему всаднику весьма равнодушно; кошка выцарапаетъ глаза; быкъ подниметъ при случаѣ на рога, какъ бы ихъ ни кормили, какъ бы ни ласкали. Одинъ только безпримѣрный другъ человѣка, собака, за черствый кусокъ хлѣба остается ему и вѣрна и привержена по-смерть. Случалось иногда, по безумію мнѣ самой непонятному, наказывать моего кроткаго, незлобиваго Амура. Бѣдняжечка! какъ онъ вился около ногъ моихъ, ложился, ползалъ,
щей несправедливости людей: имеет ли кто подозрение, что в пищу его положен яд, дают эту пищу собаке съесть, чтоб в том увериться!.. Состарилась собака при доме своего хозяина, служа ему как назначила ей природа, он меняет ее на молодую. А что сделает тот, кто ее выменяет? убьет, разумеется, для кожи! Худо ловит борзая: повесить ее! За что ж все это, за что? Бедственная участь собаки вошла даже в пословицу, хотя из всех животных она одна только любит человека. Лошадь, благородное животное, расшибет лоб своему всаднику весьма равнодушно; кошка выцарапает глаза; бык поднимет при случае на рога, как бы их ни кормили, как бы ни ласкали. Один только беспримерный друг человека, собака, за черствый кусок хлеба остается ему и верна и привержена по смерть. Случалось иногда, по безумию, мне самой непонятному, наказывать моего кроткого, незлобивого Амура. Бедняжечка! как он вился около ног моих, ложился, ползал,
