что мнѣ очень пріятно видѣть его владѣтелемъ этой вещи.
— Съ каждымъ днемъ болѣе привязывалась я къ моему Амуру. Да и какъ было не любить его! Кротость имѣетъ неодолимую власть надъ нашимъ сердцемъ, даже и въ безобразномъ животномъ; но что̀ же тогда, какъ самое доброе, самое вѣрное, и вмѣстѣ самое лучшее изъ нихъ, смотритъ вамъ въ глаза съ кроткою покорностью, слѣдитъ всѣ ваши движенія, дышетъ только вами, не можетъ ни минуты быть безъ васъ; которое отдастъ за васъ жизнь свою. Будьте къ нему несправедливы, побейте его напрасно, жестоко, хоть даже безчеловѣчно; оно ложится у ногъ вашихъ, лижетъ ихъ, и ни мало не сердясь на вашу жестокость, ожидаетъ одного только ласковаго взгляда чтобы кинуться къ вамъ на руки, обнимать васъ лапками, лизать, прыгать. Ахъ добрѣйшее и несчастнѣйшее изъ животныхъ! ты одно только любишь такъ, какъ намъ всѣмъ велѣно любить, и одно только ты терпишь болѣе всѣхъ отъ вопію-
что мне очень приятно видеть его владетелем этой вещи.
С каждым днем более привязывалась я к моему Амуру. Да и как было не любить его! Кротость имеет неодолимую власть над нашим сердцем, даже и в безобразном животном, но что же тогда, как самое доброе, самое верное и вместе самое лучшее из них смотрит вам в глаза с кроткою покорностью, следит все ваши движения, дышит только вами, не может ни минуты быть без вас, которое отдаст за вас жизнь свою. Будьте к нему несправедливы, побейте его напрасно, жестоко, хоть даже бесчеловечно — оно ложится у ног ваших, лижет их и, нимало не сердясь на вашу жестокость, ожидает одного только ласкового взгляда, чтобы кинуться к вам на руки, обнимать вас лапками, лизать, прыгать. Ах добрейшее и несчастнейшее из животных! ты одно только любишь так, как нам всем велено любить, и одно только ты терпишь более всех от вопию-
