заболѣлъ; роль его отдали другому, для котораго она была нова еще; онъ игралъ ее натянуто и торопливо; но представлявшій Старна, былъ настоящій Старнъ! Игра его возбуждала и участіе и удивленіе вмѣстѣ; каждому казалось, что видитъ не актера, но точно Царя и отца оскорбленнаго. Надобно думать, что превосходство игры его, смущало бѣднаго Фингала; онъ приходилъ въ замѣшательство!... Въ то самое мгновеніе, когда Моина должна была вбѣжать на сцену, смѣшавшійся Фингалъ, спѣша схватить мечъ Оскара, толкнулъ какъ-то неловко Старна, и оторвалъ ему бороду!... Въ секунду ярый гнѣвъ стараго Царя утихъ… Партеръ захохоталъ; Моина, вбѣжавъ, остановилась какъ статуя, и занавѣсъ опустился.
— Вечеромъ Долинскій сказалъ мнѣ, что П**** жаловался князю. — Зачто̀? спросила я. — Первое что вы не явились къ нему; а второе, что вмѣсто рапортовъ пишете просто записки, сколько чего принято. — Что̀жъ князь? — Ничего, промолчалъ. —
заболел. Роль его отдали другому, для которого она была нова еще. Он играл ее натянуто и торопливо, но представлявший Старна, был настоящий Старн! Игра его возбуждала и участие и удивление вместе. Каждому казалось, что видит не актера, но точно царя и отца оскорбленного. Надобно думать, что превосходство игры его смущало бедного Фингала, он приходил в замешательство!.. В то самое мгновение, когда Моина должна была вбежать на сцену, смешавшийся Фингал, спеша схватить меч Оскара, толкнул как-то неловко Старна и оторвал ему бороду!.. В секунду ярый гнев старого царя утих… Партер захохотал. Моина, вбежав, остановилась, как статуя, и занавес опустился.
Вечером Долинский сказал мне, что П… жаловался князю. «За что?» — спросила я. «Первое, что вы не явились к нему, а второе, что вместо рапортов пишете просто записки, сколько чего принято». — «Что ж князь?» — «Ничего, промолчал». —
