которыхъ могущества ни понять, ни изъяснить не могу.
Я сидѣла у стѣны, подъ оркестромъ, лицемъ къ собранію; подлѣ меня сидѣлъ какой-то человѣкъ, въ черномъ фракѣ, среднихъ лѣтъ, важнаго и благороднаго вида.
Зала была наполнена дамами; всѣ онѣ казались мнѣ прекрасными и прекрасно убранными; я всегда любила смотрѣть на дамскіе наряды, хотя сама ни за какія сокровища не надѣла бы ихъ на себя; хотя ихъ батистъ, атласъ, бархатъ, цвѣты, перья и алмазы обольстительно прекрасны, но мой уланскій колетъ лучше! По-крайней-мѣрѣ онъ мнѣ болѣе къ лицу, а вѣдь это говоритъ условіе хорошаго вкуса, одѣваться къ лицу.
Дамы безпрестанно приходили, и ряды стульевъ все ближе подвигались къ намъ — ко мнѣ и моему сосѣду. — «Посмотрите, какъ онѣ близко, сказала я, не ужели мы отдадимъ имъ свое мѣсто? — Не думаю, отвѣчалъ онъ, усмѣхаясь, мѣсто наше для нихъ неудобно. — Вотъ еще рядъ приба-
которых могущества ни понять, ни изъяснить не могу.
Я сидела у стены, под оркестром, лицом к собранию; подле меня сидел какой-то человек в черном фраке, средних лет, важного и благородного вида.
Зала была наполнена дамами. Все они казались мне прекрасными и прекрасно убранными. Я всегда любила смотреть на дамские наряды, хотя сама ни за какие сокровища не надела бы их на себя. Хотя их батист, атлас, бархат, цветы, перья и алмазы обольстительно прекрасны, но мой уланский колет лучше! По крайней мере он мне более к лицу, а ведь это говорит условие хорошего вкуса — одеваться к лицу.
Дамы беспрестанно приходили, и ряды стульев всё ближе подвигались к нам — ко мне и моему соседу. «Посмотрите, как они близко, — сказала я, — неужели мы отдадим им свое место?» — «Не думаю, — отвечал он, усмехаясь, — место наше для них неудобно». — «Вот еще ряд приба-
