вечерѣ, въ который она, принявъ отъ него въ подарокъ выигранные имъ тысячу луидоровъ, находила его весьма любезнымъ цѣлую недѣлю; но послѣ двери ея всегда уже были заперты передъ нимъ, и онъ, какъ влюбленный Испанецъ, приходилъ съ гитарою передъ домъ, гдѣ жила эта драгоценность. Послѣ нѣсколькихъ романсовъ, вздоховъ и разнаго рода глупостей, онъ простиралъ руки къ безмолвной каменной громадѣ, и восклицалъ какъ Абелардъ… прибѣжище дѣвицъ богобоязныхъ, честныхъ! И все это онъ разсказываетъ мнѣ совсѣмъ нешуточно, но съ тяжелыми вздохами и навернувшимися слезами… О сумасшедшій, сумасшедшій Г***!
вечере, в который она, приняв от него в подарок выигранные им тысячу луидоров, находила его весьма любезным целую неделю; но после двери ее всегда уже были заперты перед ним, и он, как влюбленный испанец, приходил с гитарою перед дом, где жила эта драгоценность. После нескольких романсов, вздохов и разного рода глупостей он простирал руки к безмолвной каменной громаде и восклицал, как Абелард: «Прибежище девиц богобоязных, честных!» И все это он рассказывает мне совсем нешуточно, но с тяжелыми вздохами и навернувшимися слезами… О, сумасшедший, сумасшедший Г.!