ротмистру ожидать часа, назначеннаго для похода. Насмѣшникъ Торнези всю дорогу ѣхалъ подлѣ меня, и пѣлъ: nie kochaysie we mnie, bo to nadaremnie.....
— Мы идемъ неторопясь, переходы наши невелики, и вотъ снова велѣно намъ остановиться впредь до повелѣнія, и какъ нарочно квартиры достались самыя невыгодныя. Деревня эта бѣдна, дурна и разорена, надобно думать, непомѣрными требованіями ея помѣщика. Мы всѣ четверо квартируемъ въ одной большой избѣ, и размѣстились, Чернявскій съ старшимъ Торнези у оконъ на лавкахъ; а я съ младшимъ, у печи на нарахъ; прямо противъ насъ на печи, подъ самымъ потолкомъ, сидитъ старуха лѣтъ въ девяносто. Не знаю длячего она беретъ себя безпрерывно двумя пальцами за носъ, говоритъ при этомъ самымъ тонкимъ голосомъ — хмъ! и потомъ прикладываетъ эти два пальца къ стѣнѣ. Первые дни, мы съ Торнези хохотали какъ сумасшедшіе надъ этимъ упражненіемъ нашей Сивиллы, но теперь уже привыкли, и не смотря на пронзительное
ротмистру ожидать часа, назначенного для похода. Насмешник Торнези всю дорогу ехал подле меня, и пел: «Nie kochaysie we mnie, bo to nadaremnie…»
Мы идем не торопясь, переходы наши невелики, и вот снова велено нам остановиться «впредь до повеления», и, как нарочно, квартиры достались самые невыгодные. Деревня эта бедна, дурна и разорена, надобно думать, непомерными требованиями ее помещика. Мы все четверо квартируем в одной большой избе и разместились: Чернявский с старшим Торнези у окон на лавках; а я с младшим у печи на нарах; прямо против нас на печи, под самым потолком, сидит старуха лет в девяносто. Не знаю, для чего она берет себя беспрерывно двумя пальцами за нос, говорит при этом самым тонким голосом: «Хм!» — и потом прикладывает эти два пальца к стене. Первые дни мы с Торнези хохотали как сумасшедшие над этим упражнением нашей Сивиллы, но теперь уже привыкли и, несмотря на пронзительное
