Ямбургскаго купца; что не болѣе полугода тому, какъ они выстроили себѣ этотъ домъ, что ошибки, подобныя нашей, имъ часто случается видѣть, и что мы не первые сочли домъ ихъ за трактиръ. — И вы всѣхъ такъ радушно угощаете, не выводя изъ заблужденія? — Нѣтъ, васъ первыхъ! — Зачто̀ же? — Вы Русскіе офицеры; Король нашъ велѣлъ намъ съ Русскими обходиться хорошо. — Однако жъ, добрые люди, Русскимъ офицерамъ пріятно было бы, если бъ вы не оставляли ихъ такъ долго въ тѣхъ мысляхъ, что они въ трактирѣ; мы все требовали такъ повелительно, какъ требуютъ только тамъ, гдѣ должно заплатить. — Вы могли угадать, что не зачто платить, потому что мы обѣдали вмѣстѣ съ вами… При этихъ словахъ Ильинскій покраснѣлъ, и мы оба не говорили уже болѣе, но поклонились доброму хозяину нашему, и уѣхали.
— Настала глубокая осень. Темныя ночи, грязь, мелкій дождь и холодный вѣтеръ заставляютъ насъ собираться передъ ками-
ямбургского купца; что не более полугода тому, как они выстроили себе этот дом, что ошибки, подобные нашей, им часто случается видеть, и что мы не первые сочли дом их за трактир. «И вы всех так радушно угощаете, не выводя из заблуждения?» — «Нет, вас первых!» — «За что же?» — «Вы русские офицеры. Король наш велел нам с русскими обходиться хорошо». — «Однако ж, добрые люди, русским офицерам приятно было бы, если б вы не оставляли их так долго в тех мыслях, что они в трактире. Мы всё требовали так повелительно, как требуют только там, где должно заплатить». — «Вы могли угадать, что не за что платить, потому что мы обедали вместе с вами…» При этих словах Ильинский покраснел, и мы оба не говорили уже более, но поклонились доброму хозяину нашему и уехали.
Настала глубокая осень. Темные ночи, грязь, мелкий дождь и холодный ветер заставляют нас собираться перед ками-
