какъ-будто съ досадою, она сѣла на свое мѣсто. — Моя жена сердится на васъ, сталъ говорить хозяинъ; вы слишкомъ дорого платите ей за эти двѣ недѣли, въ которыя мы имѣли удовольствіе доставлять вамъ кой-какія неважныя выгоды. — Кажется я ничѣмъ не платилъ вамъ; блестящую бездѣлку нельзя принимать какъ уплату; это просто для...... я хотѣла сказать — воспоминанія, но хозяйка взглянула на меня, и я замолчала, какъ можно замѣтить, очень некстати; хозяинъ докончилъ: подарокъ для памяти, не такъ ли? Но мы и безъ него помнили бы васъ. День этотъ весь, до самаго вечера, хозяинъ былъ въ хорошемъ нравѣ; онъ шутилъ, смѣялся, игралъ на скипкѣ, цѣловалъ руки женѣ и просилъ ее спѣть подъ аккомпанеманъ его игры: vous me quittez...., прося и меня присоединить мои убѣжденія къ его. — Вы еще не знаете, какъ прекрасно поетъ моя жена!... Наконецъ жена потеряла терпѣніе, укоризненно взглянула на своего мужа глазами полными слезъ, и ушла. Это разстроило хозяина; онъ въ за-
как будто с досадою, она села на свое место. «Моя жена сердится на вас, — стал говорить хозяин; — вы слишком дорого платите ей за эти две недели, в которые мы имели удовольствие доставлять вам кой-какие неважные выгоды». — «Кажется, я ничем не платил вам; блестящую безделку нельзя принимать как уплату; это просто для…» — я хотела сказать — «воспоминания», но хозяйка взглянула на меня, и я замолчала, как можно заметить, очень некстати; хозяин докончил: «Подарок для памяти, не так ли? Но мы и без него помнили бы вас». День этот весь, до самого вечера, хозяин был в хорошем нраве; он шутил, смеялся, играл на скипке, целовал руки жене и просил ее спеть под аккомпанеман его игры: «Vous me quittez…, — прося и меня присоединить мои убеждения к его. — Вы еще не знаете, как прекрасно поет моя жена!..» Наконец жена потеряла терпение, укоризненно взглянула на своего мужа глазами полными слез, и ушла. Это расстроило хозяина; он в за-
