сили въ Гарбургъ нѣсколько десятковъ бомбъ и ушли обратно на свои квартиры. Экспедиція эта сдѣлала вредъ одной только мнѣ. Въ ожиданіи разсвѣта, я легла подлѣ орудія на мокрый песокъ, и какъ теперь весна, то думаю что отъ сырыхъ испареній земли, простудила голову и была цѣлую недѣлю такъ жестоко больна, что меня нельзя было узнать, какъ-будто послѣ трехлѣтняго безпрерывнаго страданія.
— Гамбургъ. Ничего нѣтъ смѣшнѣе нашихъ объѣздовъ по пикетамъ. Пароли, отзывы, лозунги такъ искажаются нашими солдатами, особливо пѣхотными рекрутами, что и нарочно нельзя выдумать такихъ нелѣпыхъ названій, какія имъ представляются сами собою; потому что это все не русское. И что̀ за охота на русскихъ пикетахъ давать паролемъ Нѣмецкій городъ! Сверхъ этого рекрутъ спрашиваетъ пароль такимъ образомъ: кто идетъ? говори! убью! (Но это пустая угроза: онъ боится прицѣлиться чтобъ ружье, сверхъ ожиданія,
сили в Гарбург несколько десятков бомб и ушли обратно на свои квартиры. Экспедиция эта сделала вред одной только мне. В ожидании рассвета я легла подле орудия на мокрый песок и, как теперь весна, то думаю, что от сырых испарений земли простудила голову, и была целую неделю так жестоко больна, что меня нельзя было узнать, как будто после трехлетнего беспрерывного страдания.
Гамбург. Ничего нет смешнее наших объездов по пикетам. Пароли, отзывы, лозунги так искажаются нашими солдатами, особливо пехотными рекрутами, что и нарочно нельзя выдумать таких нелепых названий, какие им представляются сами собою; потому что это все не русское. И что за охота на русских пикетах давать паролем немецкий город! Сверх этого, рекрут спрашивает пароль таким образом: «Кто идет? говори! убью!» (Но это пустая угроза: он боится прицелиться, чтоб ружье, сверх ожидания,
