мистръ искалъ уже меня глазами: гдѣ дежурный офицеръ! Александровъ! ступайте, велите играть тревогу, да какъ можно громче! Но видя что я не трогаюсь съ мѣста, спросилъ съ удивленіемъ: что̀ жъ вы сидите? Ничвалодовъ отвѣчалъ за меня, что я въ однихъ чулкахъ. — Вотъ прекрасный дежурный! ну, сударь, идите хоть въ чулкахъ! Къ счастію деньщикъ вошелъ съ моими сапогами; я проворно надѣла ихъ, и бѣгомъ убѣжала чтобъ не слыхать насмѣшливыхъ восклицаній ротмистра: отличный дежурный вамъ бы совсѣмъ раздѣться!... Вѣтеръ дулъ съ воемъ и порывами; дождь лилъ, и ночь была темна какъ нельзя уже быть темнѣе. На дворѣ стояли наши трубачи: ступайте по деревнѣ, и играйте тревогу сильнѣе, сказала я имъ. Они поѣхали. Не было другаго средства собрать людей нашихъ, размѣщенныхъ въ деревнѣ, растянутой версты на три по ущельямъ горъ. Часа черезъ полтора эскадронъ собрался; мы сѣли на лошадей проводники съ факелами помѣстились впереди, назади и по
мистр искал уже меня глазами: «Где дежурный офицер? Александров, ступайте, велите играть тревогу, да как можно громче!» Но, видя, что я не трогаюсь с места, спросил с удивлением: «Что ж вы сидите?» — Ничвалодов отвечал за меня, что я в одних чулках. «Вот прекрасный дежурный! ну, сударь, идите хоть в чулках!» К счастию, деньщик вошел с моими сапогами; я проворно надела их и бегом убежала, чтоб не слыхать насмешливых восклицаний ротмистра: «Отличный дежурный, вам бы совсем раздеться!..» Ветер дул с воем и порывами; дождь лил, и ночь была темна, как нельзя уже быть темнее. На дворе стояли наши трубачи: «Ступайте по деревне и играйте тревогу сильнее», — сказала я им. Они поехали. Не было другого средства собрать людей наших, размещенных в деревне, растянутой версты на три по ущельям гор. Часа через полтора эскадрон собрался; мы сели на лошадей, проводники с факелами поместились впереди, назади и по
