Какъ это не жаль барону, дать такое прекрасное бѣлье для постелей! Одна пощада, какую могла я сдѣлать бароновой роскоши, состояла въ томъ, что скинула сапоги, облипнувшіе глиною, въ остальномъ же во всемъ легла на пуховикъ и пуховикомъ закрылась. Какъ все это было хорошо, чисто, бѣло, мягко, нѣжно, богато! все атласъ, батистъ, кружева, и середи всего этого мокрый уланъ, забрызганный красною глиной!.... Положеніе мое казалось мнѣ такъ забавнымъ, что я смѣялась пока не заснула.
Я проснулась отъ громкаго и жаркаго спора нашего ротмистра съ маіоромъ Ничвалодовымъ, Оренбургскаго уланскаго полка: «въ вашей канцеляріи не умѣли написать, говорилъ ротмистръ. — Извините, вѣжливо отвѣчалъ Ничвалодовъ, у васъ не умѣли прочитать.» Спорили, кричали, наконецъ начали снова читать приказъ, и оказалось, что Ничвалодовъ правъ: мы не на своихъ квартирахъ. Вотъ ужасная вѣсть!! Я вмигъ выскочила изъ своего теплаго пріюта; рот--->
Как это не жаль барону дать такое прекрасное белье для постелей! Одна пощада, какую могла я сделать бароновой роскоши, состояла в том, что скинула сапоги, облипнувшие глиною, в остальном же во всем легла на пуховик и пуховиком закрылась. Как все это было хорошо, чисто, бело, мягко, нежно, богато! Все атлас, батист, кружева, и среди всего этого мокрый улан, забрызганный красною глиной!.. Положение мое казалось мне так забавным, что я смеялась, пока не заснула.
Я проснулась от громкого и жаркого спора нашего ротмистра с майором Ничвалодовым, Оренбургского уланского полка: «В вашей канцелярии не умели написать», — говорил ротмистр. «Извините, — вежливо отвечал Ничвалодов, — у вас не умели прочитать». Спорили, кричали, наконец начали снова читать приказ и оказалось, что Ничвалодов прав: мы не на своих квартирах. Вот ужасная весть!! Я вмиг выскочила из своего теплого приюта; рот-
