я не могла однако жъ не остановиться еще на четверть часа, чтобъ полюбоваться, какъ вечерній туманъ, подобно бѣловатому дыму, начиналъ наполнять узкія ущелья горъ. Наконецъ я дома, то есть, въ эскадронѣ (извините, любезный батюшка! я всякій разъ забываю что вы не любите, когда я употребляю слово, домъ, говоря объ эскадронѣ), и первою встрѣчею былъ нарядъ на дежурство. Я позвала своего денщика: Зануда, разбуди меня завтра на разсвѣтѣ. — Не турбуйтесь, ваше благородіе; разбудитъ васъ генералъ-маршъ! — Ахъ, да я и забылъ, ну такъ не надобно.
Что̀ можетъ быть досаднѣе какъ генералъ-маршъ на разсвѣтѣ!... Заря еще не совсѣмъ занялась, а уже трубачи стали фронтомъ передъ моими окнами, и заиграли эту штуку, которая имѣетъ волшебную силу не только прогнать сонъ, но и заставить въ ту же секунду вставать и одѣваться лѣнивѣйшихъ изъ нашего вооруженнаго сословія. Хотя я считаюсь однимъ изъ дѣя-
я не могла однако ж не остановиться еще на четверть часа, чтоб полюбоваться, как вечерний туман, подобно беловатому дыму, начинал наполнять узкие ущелья гор. Наконец я дома, то есть в эскадроне (извините, любезный батюшка! я всякий раз забываю, что вы не любите, когда я употребляю слово «дом», говоря об эскадроне), и первою встречею был наряд на дежурство. Я позвала своего денщика: «Зануда, разбуди меня завтра на рассвете». — «Не турбуйтесь, ваше благородие; разбудит вас генерал-марш!» — «Ах, да, я и забыл, ну так не надобно».
Что может быть досаднее как генерал-марш на рассвете!.. Заря еще не совсем занялась, а уже трубачи стали фронтом перед моими окнами и заиграли эту штуку, которая имеет волшебную силу не только прогнать сон, но и заставить в ту же секунду вставать и одеваться ленивейших из нашего вооруженного сословия. Хотя я считаюсь одним из дея-
