никого. У дивясь этому, я проворно встала, и отворя дверь, увидѣла, что паро̀мъ стоить у берега, что вся окрестность пуста, нигдѣ невидно ни одного человѣка, и что наступаетъ день. Что̀жъ это значить? думала я; не ужели обо мнѣ забыли? Взошедъ на гору, я увидѣла улана съ моею лошадью. — Гдѣ же эскадронъ? — Давно ушелъ. — Что̀жъ не разбудили меня? — Не знаю. — Кто повелъ эскадронъ? — Самъ ротмистръ… Я сѣла на лошадь. — Какой эскадронъ переправился послѣдній? Оренбургскій уланскій. — Давно? — Болѣю двухъ часовъ. — Что̀жъ ты не сказалъ мнѣ, когда нашъ эскадронъ пошелъ? — Никто не зналъ гдѣ вы. — А дежурный унтеръ-офицеръ? — Онъ велѣлъ мнѣ только взять вашу лошадь и ждать здѣсь на берегу. — Далеко наши квартиры? — Верстъ пятнадцать… Я поѣхала легкою рысью, будучи очень недовольна собою, своимъ уланомъ, дежурнымъ унтеръ-офицеромъ, вѣсомъ, дождемъ и полковникомъ, выгнавшимъ меня такъ безжалостно. Утро сдѣлалось прекрасное: вѣтеръ
никого. У дивясь этому, я проворно встала, и отворя дверь, увидела, что паром стоить у берега, что вся окрестность пуста, нигде невидно ни одного человека, и что наступает день. Что ж это значить? думала я; не ужели обо мне забыли? Взошед на гору, я увидела улана с моею лошадью. — Где же эскадрон? — Давно ушел. — Что ж не разбудили меня? — Не знаю. — Кто повел эскадрон? — Сам ротмистр… Я села на лошадь. — Какой эскадрон переправился последний? Оренбургский уланский. — Давно? — Болею двух часов. — Что ж ты не сказал мне, когда наш эскадрон пошел? — Никто не знал где вы. — А дежурный унтер-офицер? — Он велел мне только взять вашу лошадь и ждать здесь на берегу. — Далеко наши квартиры? — Верст пятнадцать… Я поехала легкою рысью, будучи очень недовольна собою, своим уланом, дежурным унтер-офицером, весом, дождем и полковником, выгнавшим меня так безжалостно. Утро сделалось прекрасное: ветер
