станціи, онъ увидѣлъ жену смотрителя, стоящую у воротъ: возьмите, сдѣлайте одолженіе, эту дѣвочку на ваше попеченье. — Смотрительша отвѣчала, что ей некуда съ ней дѣваться, что у нее своихъ дѣтей много. — Ну, такъ я при вашихъ глазахъ разможжу ей голову объ этотъ уголъ, чтобъ избавить дальнѣйшихъ страданій! Пораженная какъ громомъ этою угрозой, и думая уже видѣть исполненіе ея на самомъ дѣлѣ, смотрительша поспѣшно выхватила безчувственную дѣвочку изъ рукъ офицера и унесла въ горницу; офицеръ поскакалъ далѣе. Болѣе двухъ мѣсяцевъ дитя находилось почти при смерти; несчастное все поморозилось; кожа сходила лоскутьями съ рукъ и ногъ, волосы вышли, и наконецъ послѣ сильной горячки, оно возвратилось къ жизни. Теперь эта дѣвочка живетъ у смотрительши какъ любимая дочь, выучилась говорить по-польски, и благодаря незрѣлости возраста своего, не сожалѣетъ о потерянныхъ выгодахъ, на какія имѣла право по знатности своего рода: она изъ лучшей фамиліи въ Ліонѣ.
станции, он увидел жену смотрителя, стоящую у ворот: «Возьмите, сделайте одолжение, эту девочку на ваше попеченье». Смотрительша отвечала, что ей некуда с ней деваться, что у нее своих детей много. «Ну, так я при ваших глазах размозжу ей голову об этот угол, чтоб избавить дальнейших страданий!» Пораженная как громом этою угрозой, и думая уже видеть исполнение ее на самом деле, смотрительша поспешно выхватила бесчувственную девочку из рук офицера и унесла в горницу; офицер поскакал далее. Более двух месяцев дитя находилось почти при смерти; несчастное все поморозилось; кожа сходила лоскутьями с рук и ног, волосы вышли, и наконец после сильной горячки оно возвратилось к жизни. Теперь эта девочка живет у смотрительши как любимая дочь, выучилась говорить по-польски, и благодаря незрелости возраста своего не сожалеет о потерянных выгодах, на какие имела право по знатности своего рода: она из лучшей фамилии в Лионе.
