коляску нашу изломали въ куски: насъ сбросило съ косогора въ широкій ровъ; коляска наша разтрещилась, но мы къ счастію остались оба невредимы. Теперь мы поѣдемъ въ телѣгѣ. Какъ странна участь моя! Сколько лѣтъ уже разъѣзжаю я именно на томъ родѣ повозки которой не терплю!
Москва. Митрофановъ сказалъ намъ горестную вѣсть: Кутузовъ умеръ! Теперь я въ самомъ затруднительномъ положеніи: братъ мой записанъ въ Горную службу и въ ней числится, а я увезла его не взявъ никакого вида отъ его начальства. Какъ мнѣ теперь отдать его въ военную службу! При жизни Кутузова необдуманность эта не имѣла бы никакихъ послѣдствій; но теперь я буду имѣть тму хлопотъ. Митрофановъ совѣтуетъ отослать Василія домой; но съ первыхъ словъ объ этомъ, братъ рѣшительно сказалъ, что онъ ни длячего не хочетъ возвратиться въ домъ, и кромѣ военной службы ни въ какой другой не будетъ.
коляску нашу изломали в куски: нас сбросило с косогора в широкий ров; коляска наша растрещилась, но мы, к счастию, остались оба невредимы. Теперь мы поедем в телеге. Как странна участь моя! Сколько лет уже разъезжаю я именно на том роде повозки которой не терплю!
Москва. Митрофанов сказал нам горестную весть: Кутузов умер! Теперь я в самом затруднительном положении: брат мой записан в горную службу и в ней числится, а я увезла его, не взяв никакого вида от его начальства. Как мне теперь отдать его в военную службу! При жизни Кутузова необдуманность эта не имела бы никаких последствий, но теперь я буду иметь тьму хлопот. Митрофанов советует отослать Василия домой; но с первых слов об этом брат решительно сказал, что он ни для чего не хочет возвратиться в дом и, кроме военной службы, ни в какой другой не будет.
