мои силы, бѣжали съ нею почти до самой деревни. Она задыхалась отъ слезъ!
«Пришедъ домой, я отдалъ Зугру на руки женамъ своимъ, и пошелъ въ сборную избу, узнать что̀ тамъ предпринимается для поимки Хамитуллы. Мнѣ сказали, что всѣ пути въ лѣсу застановлены караулами; что самъ подполковникъ распоряжаетъ всѣмъ этимъ; что позднее время года способствуетъ всѣмъ ихъ маневрамъ, потому что облетѣвшіе листья, оставя лѣсъ обнаженнымъ, позволяютъ видѣть очень далеко въ чащу. Несчастный Хамитулла будетъ пойманъ, неизбѣжно пойманъ!.. Возвратясь домой, я нашелъ Зугру спящую. Бѣдная, была худа и блѣдна; она безпрестанно вздрагивала, и всхлипывая, произносила невнятно — Хамитулла! о Хамитулла!..
«Долго будетъ разсказывать, баринъ! о, всемъ что я узналъ отъ Зугры, какъ они жили въ лѣсу, какъ были неизъяснимо счастливы, и какъ наконецъ смертная тоска и предчувствіе бѣдъ тѣснили грудь ихъ, при видѣ облетающихъ листьевъ. Лѣсъ, съ
мои силы, бежали с нею почти до самой деревни. Она задыхалась от слез!
Пришед домой, я отдал Зугру на руки женам своим и пошел в сборную избу, узнать что там предпринимается для поимки Хамитуллы. Мне сказали, что все пути в лесу застановлены караулами; что сам подполковник распоряжает всем этим; что позднее время года способствует всем их маневрам, потому что облетевшие листья, оставя лес обнаженным, позволяют видеть очень далеко в чащу. Несчастный Хамитулла будет пойман, неизбежно пойман!.. Возвратясь домой, я нашел Зугру спящую. Бедная, была худа и бледна; она беспрестанно вздрагивала и, всхлипывая, произносила невнятно: «Хамитулла! о, Хамитулла!..»
Долго будет рассказывать, барин! о, всем, что я узнал от Зугры, как они жили в лесу, как были неизъяснимо счастливы, и как наконец смертная тоска и предчувствие бед теснили грудь их при виде облетающих листьев. Лес, с
