и мужъ Зугры разъѣзжали каждый день въ лѣсу, сопровождаемые конвоемъ всѣхъ своихъ родственниковъ. Земская полиція то же отыскивала Хамитуллу, который, какъ носился слухъ, то тамъ, то сямъ отнималъ у прохожихъ хлѣбъ, а иногда и деньги, не дѣлая впрочемъ ни малѣйшаго вреда никому. Въ этихъ розыскахъ и слухахъ прошло почти все лѣто. Наступила осень; молва огласила уже Хамитуллу разбойникомъ; хотя онъ даже не толкнулъ рукою ни кого, и если бралъ что̀ у нихъ, такъ это была всегда такая малость, которой могло достать только на покупку хлѣба. Но вотъ земская полиція ищетъ съ понятыми и со всею ревностію дѣятельныхъ чиновниковъ, ищетъ разбойника Хамитуллу! Въ одну дождливую ночь, когда мѣсяцъ не свѣтилъ уже, и было такъ темно, что и въ двухъ шагахъ отъ себя нельзя было ничего разсмотрѣть, я сидѣлъ долѣе обыкновеннаго; мнѣ что̀-то было грустно; мысли, самыя горестныя, носились въ умѣ моемъ и смѣняли одна другую: всѣ онѣ
и муж Зугры разъезжали каждый день в лесу, сопровождаемые конвоем всех своих родственников. Земская полиция тоже отыскивала Хамитуллу, который, как носился слух, то там, то сям отнимал у прохожих хлеб, а иногда и деньги, не делая впрочем ни малейшего вреда никому. В этих розысках и слухах прошло почти все лето. Наступила осень; молва огласила уже Хамитуллу разбойником; хотя он даже не толкнул рукою никого, и если брал что у них, так это была всегда такая малость, которой могло достать только на покупку хлеба. Но вот земская полиция ищет с понятыми и со всею ревностию деятельных чиновников, ищет разбойника Хамитуллу! В одну дождливую ночь, когда месяц не светил уже, и было так темно, что и в двух шагах от себя нельзя было ничего рассмотреть, я сидел долее обыкновенного; мне что-то было грустно; мысли самые горестные носились в уме моем и сменяли одна другую: все они
