молодой другъ, поѣду; отецъ посылаетъ меня продавать халаты, я пробуду тамъ до весны. — А какъ скоро ты отправляешься? — Черезъ недѣлю. — Я радовался этому, полагая что въ Казанѣ, прекрасномъ и многолюдномъ городѣ, среди заботъ, забавъ и разнообразія предметовъ, молодой татаринъ не будетъ имѣть времени заниматься своею страстію; худо я зналъ Хамитуллу!
«Онъ поѣхалъ, писалъ къ отцу часто, давалъ подробный отчетъ въ своей продажѣ; присылалъ вырученныя деньги, не торопилъ своимъ возвращеніемъ, и не упоминалъ о Зугрѣ ни слова. Я радовался, думалъ что отсутствіе произвело свое дѣйствіе, что юноша успокоился; но худо я зналъ Хамитуллу!
«Между тѣмъ пока онъ торговалъ, тосковалъ, отчаевался, надѣялся и ждалъ первыхъ цвѣтовъ весны чтобъ возвратиться подъ родимый кровъ, калымы за прекрасную Зугру отвсюду предлагались старому Абурашиду, отцу ея; по мѣрѣ умноженія цѣны ихъ, умножалось и корыстолюбіе стараго татарина. Наконецъ пріѣхалъ изъ отдален-
молодой друг, — поеду; отец посылает меня продавать халаты, я пробуду там до весны». — «А как скоро ты отправляешься?» — «Через неделю». Я радовался этому, полагая, что в Казани, прекрасном и многолюдном городе, среди забот, забав и разнообразия предметов молодой татарин не будет иметь времени заниматься своею страстию; худо я знал Хамитуллу!
Он поехал, писал к отцу часто, давал подробный отчет в своей продаже; присылал вырученные деньги, не торопил своим возвращением и не упоминал о Зугре ни слова. Я радовался, думал, что отсутствие произвело свое действие, что юноша успокоился; но худо я знал Хамитуллу!
Между тем, пока он торговал, тосковал, отчаивался, надеялся и ждал первых цветов весны, чтоб возвратиться под родимый кров, калымы за прекрасную Зугру отвсюду предлагались старому Абурашиду, отцу ее; по мере умножения цены их умножалось и корыстолюбие старого татарина. Наконец приехал из отдален-
