«Ему было семнадцать лѣтъ, когда я, заплативъ калымъ, за вторую жену свою, переѣхалъ жить къ тестю въ деревню **** чтобъ помогать ему въ трудахъ. Домъ отца Хамитуллы былъ подлѣ нашего; мнѣ было тогда сорокъ два года отъ роду; дѣтей у меня не было; и я всей душею привязался къ бравому юношѣ, который тоже любилъ и меня какъ отца. Онъ былъ не только что прекраснѣйшій изъ молодыхъ людей нашихъ, но и отличнѣйшій стрѣлокъ и отважнѣйшій наѣздникъ. Иногда усмиривъ сердитаго неѣзженнаго коня, и подводя его ко мнѣ, онъ говорилъ: посмотри Якубъ, только на такихъ люблю ѣздить! Что̀ въ этихъ кроткихъ!... Ахъ, если бъ не было и вовсе на свѣтѣ смирныхъ лошадей!... — Я смѣялся. Зачто̀ жъ ты хочешь, Хамитулла, чтобъ мы всѣ сломили себѣ шеи, садясь на бѣшеныхъ лошадей? Хорошо тебѣ, ты молодъ, силенъ, славной наѣздникъ; а я, а старикъ отецъ твой? что̀бы стали мы дѣлать? — Правда! не подумалъ я объ этомъ....; и
«Ему было семнадцать лет, когда я, заплатив калым за вторую жену свою, переехал жить к тестю в деревню ****, чтоб помогать ему в трудах. Дом отца Хамитуллы был подле нашего; мне было тогда сорок два года от роду; детей у меня не было; и я всей душою привязался к бравому юноше, который тоже любил и меня, как отца. Он был не только что прекраснейший из молодых людей наших, но и отличнейший стрелок и отважнейший наездник. Иногда, усмирив сердитого неезженного коня и подводя его ко мне, он говорил: «Посмотри, Якуб, только на таких люблю ездить! Что в этих кротких!.. Ах, если б не было и вовсе на свете смирных лошадей!..» Я смеялся. «За что ж ты хочешь, Хамитулла, чтоб мы все сломили себе шеи, садясь на бешеных лошадей? Хорошо тебе, ты молод, силен, славной наездник, а я, а старик отец твой? что бы стали мы делать?» — «Правда! не подумал я об этом…» — и
