и пріѣзжай обратно.» При этомъ предложеніи сердцс мое стѣснилось. — Какъ мнѣ ѣхать домой, когда ни одинъ человѣкъ теперь не оставляетъ армію! сказала я печально. — «Что̀ жъ дѣлать! ты боленъ. Развѣ лучше будетъ когда останешься гдѣ-нибудь въ лазаретѣ? Поѣзжай! теперь мы стоимъ безъ дѣла, можетъ быть и долго еще будемъ стоять здѣсь; въ такомъ случаѣ успѣешь застать насъ на мѣстѣ.» Я видѣла необходимость послѣдовать совѣту Кутузова: ни одной недѣли не могла бы я долѣе выдерживать трудовъ военной жизни. — Позволите ли, ваше высокопревосходительство, привезть съ собою брата? Ему уже четырнадцать лѣтъ. Пусть онъ начнетъ военный путь свой подъ начальствомъ вашимъ. — «Хорошо, привези, сказалъ Кутузовъ, я возьму его къ себѣ, и буду ему вмѣсто отца.»
Черезъ два дни послѣ этого разговора, Кутузовъ опять потребовалъ меня: «вотъ подорожная и деньги на прогоны,» сказалъ онъ, подавая то и другое, «поѣзжай съ Богомъ! Если въ чемъ будешь имѣть надоб-
и приезжай обратно». При этом предложении сердце мое стеснилось. «Как мне ехать домой, когда ни один человек теперь не оставляет армию!» — сказала я печально. «Что ж делать! ты болен. Разве лучше будет, когда останешься где-нибудь в лазарете? Поезжай! теперь мы стоим без дела, может быть, и долго еще будем стоять здесь; в таком случае успеешь застать нас на месте». Я видела необходимость последовать совету Кутузова: ни одной недели не могла бы я долее выдерживать трудов военной жизни. «Позволите ли, ваше высокопревосходительство, привезть с собою брата? Ему уже четырнадцать лет. Пусть он начнет военный путь свой под начальством вашим». — «Хорошо, привези, — сказал Кутузов, — я возьму его к себе и буду ему вместо отца».
Через два дня после этого разговора Кутузов опять потребовал меня: «Вот подорожная и деньги на прогоны, — сказал он, подавая то и другое, — поезжай с богом! Если в чем будешь иметь надоб-
