Коновницыну, и скажите ему что вы у меня безсмѣннымъ ординарцемъ.» Я пошла было, но онъ опять позвалъ меня: «вы хромаете? отчего это?» — Я сказала, что въ сраженіи подъ Бородинымъ получила контузію отъ ядра. — «Контузію отъ ядра! и вы не лечитесь! сей-часъ скажите доктору, чтобы осмотрѣлъ вашу ногу.» Я отвѣчала, что контузія была очень легкая, и что нога моя почти не болитъ. Говоря это, я лгала: нога моя болѣла жестоко и была вся багровая.
— Теперь мы живемъ въ Красной-Пахрѣ̀, въ домѣ Салтыкова. Намъ дали какой-то дощатой шалашъ, въ которомъ всѣ мы (то есть ординарцы), жмемся и дрожимъ отъ холода. Здѣсь я нашла Шлеина, бывшаго вмѣстѣ со мною въ Кіевѣ на ординарцахъ у Милорадовича.
— Лихорадка изнуряетъ меня. Я дрожу какъ осиновый листъ!.... Меня посылаютъ двадцать разъ на день въ разныя мѣста; на бѣду мою, Коновницынъ вспомнилъ, что я будучи у него на ординарцахъ, оказалась отличнѣйшимъ изо всѣхъ, тогда бывшихъ
Коновницыну и скажите ему, что вы у меня бессменным ординарцем». Я пошла было, но он опять позвал меня: «Вы хромаете? отчего это?» Я сказала, что в сражении под Бородиным получила контузию от ядра. «Контузию от ядра! и вы не лечитесь! сейчас скажите доктору, чтобы осмотрел вашу ногу». Я отвечала, что контузия была очень легкая, и что нога моя почти не болит. Говоря это, я лгала: нога моя болела жестоко и была вся багровая.
Теперь мы живем в Красной Пахре́, в доме Салтыкова. Нам дали какой-то дощатой шалаш, в котором все мы (то есть ординарцы) жмемся и дрожим от холода. Здесь я нашла Шлеина, бывшего вместе со мною в Киеве на ординарцах у Милорадовича.
Лихорадка изнуряет меня. Я дрожу как осиновый лист!.. Меня посылают двадцать раз на день в разные места; на беду мою, Коновницын вспомнил, что я, будучи у него на ординарцах, оказалась отличнейшим изо всех, тогда бывших
