была уже тамъ, гдѣ хотѣла быть: въ передней горницѣ находилось нѣсколько адъютантовъ; я подошла къ тому, чье лице показалось мнѣ лучше другихъ; это былъ Дишканецъ: — доложите обо мнѣ главнокомандующему, я имѣю надобность до него. — Какую? вы можете объявить ее черезъ меня. — Не могу, мнѣ надобно чтобы я говорилъ съ нимъ самъ и безъ свидѣтелей; не откажите мнѣ въ этомъ снисхожденіи, прибавила я вѣжливо кланяясь Дишканцу. — Онъ тотчасъ пошелъ въ комнату Кутузова, и черезъ минуту отворяя дверь сказалъ мнѣ: «пожалуйте,» и съ этимъ вмѣстѣ самъ вышелъ опять въ переднюю; я вошла, и не только съ должнымъ уваженіемъ, но даже съ чувствомъ благоговѣнія поклонилась сѣдому герою, маститому старцу, великому полководцу. «Что̀ тебѣ надобно, другъ мой?» спросилъ Кутузовъ, смотря на меня пристально. — Я желалъ бы имѣть счастіе быть вашимъ ординарцомъ во все продолженіе кампаніи, и пріѣхалъ просить васъ объ этой милости. — «Какая жъ причина такой
была уже там, где хотела быть: в передней горнице находилось несколько адъютантов; я подошла к тому, чье лицо показалось мне лучше других; это был Дишканец: «Доложите обо мне главнокомандующему, я имею надобность до него». — «Какую? вы можете объявить ее через меня». — «Не могу, мне надобно, чтобы я говорил с ним сам и без свидетелей; не откажите мне в этом снисхождении», — прибавила я, вежливо кланяясь Дишканцу. Он тотчас пошел в комнату Кутузова и через минуту, отворяя дверь, сказал мне: «Пожалуйте», — и с этим вместе сам вышел опять в переднюю; я вошла и не только с должным уважением, но даже с чувством благоговения поклонилась седому герою, маститому старцу, великому полководцу. «Что тебе надобно, друг мой?» — спросил Кутузов, смотря на меня пристально. «Я желал бы иметь счастье быть вашим ординарцом во все продолжение кампании и приехал просить вас об этой милости». — «Какая ж причина такой
