что̀ будетъ съ старымъ отцемъ моимъ! Онъ любилъ меня!
Чрезъ нѣсколько часовъ я оставлю Россію и буду въ чужой землѣ! Пишу къ отцу, гдѣ я, и что̀ я теперь; Пишу, что падая къ стопамъ его, и обнимая колѣна, умоляю простить мнѣ побѣгъ мой, дать благословеніе и позволить итти путемъ, необходимымъ для моего счастія. Слезы мои падали на бумагу, когда я писала, и онѣ будутъ говорить за меня отцовскому сердцу. Только что я отнесла письмо на почту, велѣно выводить лошадей; мы сію минуту выступаемъ; мнѣ позволяютъ ѣхать, служить и сражаться на моемъ Алкидѣ. Мы идемъ въ Пруссію, и сколько я могу замѣтить совсѣмъ неторопимся; наши переходы умѣренны, и дневки какъ обыкновенію черезъ два дня и черезъ три.
На третьемъ переходѣ Вышемирскій сказалъ, что отъ этой дневки недалеко селеніе дяди его, у котораго живетъ и воспитывается родная его сестра; я попрошусь у ротмистра съѣздить туда на одинъ день, поѣдешь-ли со мною, Дуровъ? Если отпу-
что будет с старым отцом моим! Он любил меня!
Чрез несколько часов я оставлю Россию и буду в чужой земле! Пишу к отцу, где я и что я теперь; пишу, что, падая к стопам его и обнимая колена, умоляю простить мне побег мой, дать благословение и позволить идти путем, необходимым для моего счастья. Слезы мои падали на бумагу, когда я писала, и они будут говорить за меня отцовскому сердцу. Только что я отнесла письмо на почту, велено выводить лошадей; мы сию минуту выступаем; мне позволяют ехать, служить и сражаться на моем Алкиде. Мы идем в Пруссию и, сколько я могу заметить, совсем не торопимся; наши переходы умеренны, и дневки, как обыкновенно, через два дня и через три.
На третьем переходе Вышемирский сказал, что от этой дневки недалеко селение дяди его, у которого живет и воспитывается родная его сестра; «Я попрошусь у ротмистра съездить туда на один день, поедешь ли со мною, Дуров?» — «Если отпу-
