не свищетъ, а стонетъ, и я не говоря болѣе ни слова, пошла спать.
— Сынъ полковника учился въ Любарѣ у Іезуитовъ; онъ просилъ меня пріѣхать къ нему полюбоваться необычайною толщиною и огромностію двухъ его учителей. Квартиры наши въ десяти верстахъ отъ Любара, и такъ я поѣхала туда верхомъ; я остановилась въ той же корчмѣ, въ которой всегда останавливается полковникъ. Войдя въ обширную комнату, какая обыкновенно бываетъ во всякой корчмѣ, я увидѣла молодую жидовку, читающую на-распѣвъ свои молитвы; она стояла передъ зеркаломъ, и завывая потихоньку свои псалмы, въ тоже время чернила брови и слушала съ усмѣшкою молодаго пѣхотнаго офицера, говорившаго ей что-то въ полголоса. Входъ мой прервалъ эту сцену. Жидовка оборотилась ко мнѣ, окинула быстро глазами и подошла такъ близко, что дыханіе ея разливалось теплотою по лицу моему. Что̀ вамъ угодно? спросила она почти шопотомъ; — я отвѣчала, что прошу ее велѣть присмо-
не свищет, а стонет, и я, не говоря более ни слова, пошла спать.
Сын полковника учился в Любаре у иезуитов; он просил меня приехать к нему полюбоваться необычайною толщиною и огромностию двух его учителей. Квартиры наши в десяти верстах от Любара, и так я поехала туда верхом; я остановилась в той же корчме, в которой всегда останавливается полковник. Войдя в обширную комнату, какая обыкновенно бывает во всякой корчме, я увидела молодую жидовку, читающую нараспев свои молитвы; она стояла перед зеркалом и, завывая потихоньку свои псалмы, в то же время чернила брови и слушала с усмешкою молодого пехотного офицера, говорившего ей что-то вполголоса. Вход мой прервал эту сцену. Жидовка оборотилась ко мне, окинула быстро глазами и подошла так близко, что дыхание ее разливалось теплотою по лицу моему. «Что вам угодно?» спросила она почти шепотом; я отвечала, что прошу ее велеть присмо-
