тамъ вы будете имѣть случай вступить въ какой угодно регулярный полкъ, ихъ тамъ много.»
Въ три часа утра я осѣдлала своего Алкида и привела его къ строю казаковъ; но какъ полковника тутъ еще не было, то я привязавъ свою лошадь, пошла въ ту залу, гдѣ собрались всѣ офицеры. Множество молодыхъ казачекъ пришли проводить своихъ мужей; я была свидѣтельницею трогательнаго зрѣлища. Щегровъ, бывшій всегда при полковникѣ въ походѣ, былъ съ нимъ же и на Дону; его отецъ, мать, жена и три взрослыя и прекрасныя дочери пришли проводить его, и еще разъ проститься съ нимъ. Умилительно было видѣть какъ сорокалѣтній казакъ, склонясь до земли, цѣловалъ ноги своего отца и матери, принимая ихъ благословеніе, и послѣ самъ точно такъ же благословилъ дочерей своихъ, упавшихъ къ ногамъ его; обрядъ этого прощанья былъ совершенно новъ для меня, и сдѣлалъ на душу мою самое горестное впечатлѣніе! вотъ, думала я, какъ должно разставаться дѣтямъ съ отцемъ и
там вы будете иметь случай вступить в какой угодно регулярный полк, их там много».
В три часа утра я оседлала своего Алкида и привела его к строю казаков; но как полковника тут еще не было, то я, привязав свою лошадь, пошла в ту залу, где собрались все офицеры. Множество молодых казачек пришли проводить своих мужей; я была свидетельницею трогательного зрелища. Щегров, бывший всегда при полковнике в походе, был с ним же и на Дону; его отец, мать, жена и три взрослые и прекрасные дочери пришли проводить его и еще раз проститься с ним. Умилительно было видеть, как сорокалетний казак, склонясь до земли, целовал ноги своего отца и матери, принимая их благословение, и после сам точно так же благословил дочерей своих, упавших к ногам его; обряд этого прощанья был совершенно нов для меня и сделал на душу мою самое горестное впечатление! «Вот, — думала я, — как должно расставаться детям с отцом и
