болѣзни!.. Увы! безполезно орошаю теперь слезами строки эти! Горе мнѣ, бывшей первоначальною причиною бѣдствій матери моей!.. Мое рожденіе, полъ, черты, наклонности, все было не то, чего хотѣла мать моя. Существованіе мое отравляло жизнь ея, а безпрерывная досада испортила ея нравъ и безъ того отъ природы вспыльчивый, и сдѣлала его жестокимъ; тогда уже и необыкновенная красота не спасла ее; отецъ пересталъ ее любить, и безвременная могила была концемъ любви, ненависти, страданій и несчастій.
Матушка, не находя уже удовольствія въ обществѣ, вела затворническую жизнь. Пользуясь этимъ обстоятельствомъ, я выпросила у отца позволеніе ѣздить верхомъ; батюшка приказалъ сшить для меня казачій чекмень и подарилъ своего Алкида. Съ этого времени я была всегдашнимъ товарищемъ отца моего въ его прогулкахъ за городъ; онъ находилъ удовольствіе учить меня красиво сидѣть, крѣпко держаться въ сѣдлѣ и ловко управлять лошадью. Я была
болезни!.. Увы! бесполезно орошаю теперь слезами строки эти! Горе мне, бывшей первоначальною причиною бедствий матери моей!.. Мое рождение, пол, черты, наклонности, все было не то, чего хотела мать моя. Существование мое отравляло жизнь ее, а беспрерывная досада испортила ее нрав и без того от природы вспыльчивый, и сделала его жестоким; тогда уже и необыкновенная красота не спасла ее; отец перестал ее любить, и безвременная могила была концом любви, ненависти, страданий и несчастий.
Матушка, не находя уже удовольствия в обществе, вела затворническую жизнь. Пользуясь этим обстоятельством, я выпросила у отца позволение ездить верхом; батюшка приказал сшить для меня казачий чекмень и подарил своего Алкида. С этого времени я была всегдашним товарищем отца моего в его прогулках за город; он находил удовольствие учить меня красиво сидеть, крепко держаться в седле и ловко управлять лошадью. Я была
