на холодный и суровый, но должна была повиноваться! Въ два дня все приготовили, напекли, нажарили, лакомствъ дали огромный коробъ, и все уложили. На третій, почтенная бабка моя прижала меня къ груди своей, и цѣлуя, сказала: «поѣзжай дитя мое! да благословитъ тебя Господь въ пути твоемъ! да благословитъ Онъ тебя и въ пути жизни твоей!» Она положила руку свою мнѣ на голову и тихо призывала на меня покровительства Божія! Молитва праведницы была услышана: во все продолженіе воинственной, бурной жизни, я испытывала во многихъ случаяхъ видимое заступленіе Всевышняго.
Нечего описывать путешествія моего, подъ надзоромъ стараго Степана и въ товариществѣ двѣнадцати-лѣтней Аннушки, его дочери; оно началось и кончилось, какъ начинаются и оканчиваются подобные вояжи: ѣхали на протяжныхъ тихо, долго, и наконецъ пріѣхали. Отворяя дверь въ залъ отцовскаго дома, я услышала какъ маленькая сестра моя, Клеопатра, говорила, подите маминька,
на холодный и суровый, но должна была повиноваться! В два дня всё приготовили, напекли, нажарили лакомств, дали огромный короб, и всё уложили. На третий почтенная бабка моя прижала меня к груди своей и, целуя, сказала: «Поезжай дитя мое! да благословит тебя господь в пути твоем! да благословит он тебя и в пути жизни твоей!» Она положила руку свою мне на голову и тихо призывала на меня покровительства божия! Молитва праведницы была услышана: во все продолжение воинственной, бурной жизни я испытывала во многих случаях видимое заступление всевышнего.
Нечего описывать путешествия моего под надзором старого Степана и в товариществе двенадцатилетней Аннушки, его дочери; оно началось и кончилось, как начинаются и оканчиваются подобные вояжи: ехали на протяжных тихо, долго и наконец приехали. Отворяя дверь в зал отцовского дома, я услышала, как маленькая сестра моя, Клеопатра, говорила: «Подите, маменька,
