поле, распорядила иначе. Старая Киріякова просила тетку мою освѣдомиться, имѣю ли я какое приданное, и узнавши, что оно состоитъ изъ нѣсколькихъ аршинъ лентъ, полотна и кисеи, а болѣе ничего, запретила сыну своему думать обо мнѣ.
Мнѣ наступилъ пятнадцатый годъ, какъ въ одинъ день принесли дядѣ моему письмо, повергшее всѣхъ въ печаль и недоумѣніе. Письмо было отъ батюшки; онъ писалъ къ матери моей, умолялъ ее простить ему, возвратиться, и давалъ клятву все оставить. Никто ничего не могъ понять изъ этого письма. Гдѣ мать моя? почему письмо къ ней адресовано въ Малороссію? Разошлась ли она съ мужемъ, и по какой причинѣ? Дядя и бабка мои терялись въ догадкахъ.
Недѣли черезъ двѣ послѣ этого письма, я каталась въ лодкѣ по Удаю, и вдругъ услышала визгливый голосъ бабушкиной горничной дѣвки: Панночко, Панночко! идыть до бабусци! Я испугалась, услыша призывъ къ бабушкѣ, повернула лодку, и мысленно прощалась съ своимъ любезнымъ
поле, распорядила иначе. Старая Кириякова просила тетку мою осведомиться, имею ли я какое приданое, и, узнавши, что оно состоит из нескольких аршин лент, полотна и кисеи, а более ничего, запретила сыну своему думать обо мне.
Мне наступил пятнадцатый год, как в один день принесли дяде моему письмо, повергшее всех в печаль и недоумение. Письмо было от батюшки; он писал к матери моей, умолял ее простить ему, возвратиться и давал клятву все оставить. Никто ничего не мог понять из этого письма. Где мать моя? почему письмо к ней адресовано в Малороссию? Разошлась ли она с мужем и по какой причине? Дядя и бабка мои терялись в догадках.
Недели через две после этого письма я каталась в лодке по Удаю и вдруг услышала визгливый голос бабушкиной горничной девки: «Панночко, панночко! идыть до бабусци!» Я испугалась, услыша призыв к бабушке, повернула лодку и мысленно прощалась с своим любезным
