ныхъ помѣщиковъ, имѣла хорошаго повара, и часто дѣлала балы; я у видѣла себя въ другой сферѣ. Неслыша никогда брани и укоризнъ женскому полу, я мирилась нѣсколько съ его участію, особливо видя вѣжливое вниманіе и угожденія мужчинъ. Тетка одѣвала меня очень хорошо и старалась свесть загаръ съ лица моего; воинскія мечты мои начинали понемногу изглаживаться въ умѣ моемъ; назначеніе женщинъ не казалось уже мнѣ такъ страшнымъ, и мнѣ наконецъ понравился новый родъ жизни моей. Къ довершенію успокоенія бурныхъ помысловъ моихъ, дали мнѣ подругу: у тетушки жила другая племянница ея, Остроградская, годомъ моложе меня. Мы обѣ были неразлучны; утро проводили въ комнатѣ у тетки нашей, читая, рисуя или играя; послѣ обѣда до самаго чаю, мы были свободны гулять, и тотчасъ уходили въ ливаду: такъ называется часть земли, обыкновенно примыкающая къ саду и отдѣляемая отъ него однимъ только рвомъ; я перескакивала его съ легкостью дикой козы;
ных помещиков, имела хорошего повара и часто делала балы; я у видела себя в другой сфере. Не слыша никогда брани и укоризн женскому полу, я мирилась несколько с его участию, особливо видя вежливое внимание и угождения мужчин. Тетка одевала меня очень хорошо и старалась свесть загар с лица моего; воинские мечты мои начинали понемногу изглаживаться в уме моем; назначение женщин не казалось уже мне так страшным, и мне наконец понравился новый род жизни моей. К довершению успокоения бурных помыслов моих дали мне подругу: у тетушки жила другая племянница ее, Остроградская, годом моложе меня. Мы обе были неразлучны; утро проводили в комнате у тетки нашей, читая, рисуя или играя; после обеда до самого чаю мы были свободны гулять и тотчас уходили в ливаду: так называется часть земли, обыкновенно примыкающая к саду и отделяемая от него одним только рвом; я перескакивала его с легкостью дикой козы;
