пасмурно расчитывается и расплачивается за разныя разности! Рейхмаръ говоритъ, что его ошеломило этимъ приказомъ! Солнцевъ, Чернявскій, Лизогубъ, Назимовы и Торнези, хотя были вѣрными сподвижниками Тутолмина на поприщѣ волокитства, ни мало однако жъ не грустятъ, и сей-часъ всѣ полетѣли въ свои эскадроны; Торнези и я поѣхали въ Стрѣльскъ. — Опомнились ли вы наконецъ? спросилъ насъ Подъямпольскій; я думалъ вы на смерть закружитесь! — Мы сказали, что все еще раздается въ ушахъ нашихъ звукъ послѣдняго котильона. — Ну, хорошо! а вотъ теперь начнемъ котильонъ, котораго фигуры будутъ повидимому довольно трудны… Прощайте господа! у насъ полныя руки дѣла! — Мы отправились къ своимъ взводамъ.
пасмурно рассчитывается и расплачивается за разные разности! Рейхмар говорит, что его ошеломило этим приказом! Солнцев, Чернявский, Лизогуб, Назимовы и Торнези, хотя были верными сподвижниками Тутолмина на поприще волокитства, нимало однако ж не грустят, и сейчас все полетели в свои эскадроны; Торнези и я поехали в Стрельск. «Опомнились ли вы наконец? — спросил нас Подъямпольский. — Я думал вы насмерть закружитесь!» Мы сказали, что все еще раздается в ушах наших звук последнего котильона. «Ну, хорошо! а вот теперь начнем котильон, которого фигуры будут, по-видимому, довольно трудны… Прощайте господа! у нас полные руки дела!» Мы отправились к своим взводам.
