Я на пути обратно въ Домбровицу. Я уже уланъ, Литовскаго полка; меня перевели.
Съ прискорбіемъ разсталась я съ моими достойными товарищами! съ сожалѣніемъ скинула блестящій мундиръ свой и печально надѣла синій колетъ съ малиновыми отваротами! — Жаль, Александровъ, говоритъ мнѣ старшій Пятницкій, жаль что ты такъ невыгодно преобразился; гусарскій мундиръ сотворенъ для тебя, въ немъ я любовался тобою; но эта куртка: что̀ тебѣ вздумалось перейти!.. Полковникъ Клебекъ, призвавъ меня: что это значитъ, Александровъ, спросилъ онъ, что вы перепросились въ другой полкъ? мнѣ это очень непріятно! — Я не знала что отвѣчать. Мнѣ стыдно было сказать, что гусарскій мундиръ былъ слишкомъ дорогъ для меня, по неумѣнью распоряжать деньгами. Сказавъ печальное прости храбрымъ сослуживцамъ, золотому
Я на пути обратно в Домбровицу. Я уже улан, Литовского полка; меня перевели.
С прискорбием рассталась я с моими достойными товарищами! с сожалением скинула блестящий мундир свой и печально надела синий колет с малиновыми отворотами! — «Жаль, Александров, — говорит мне старший Пятницкий, — жаль, что ты так невыгодно преобразился; гусарский мундир сотворен для тебя, в нем я любовался тобою; но эта куртка: что тебе вздумалось перейти!?..» Полковник Клебек, призвав меня: «Что это значит, Александров, — спросил он, — что вы перепросились в другой полк? мне это очень неприятно!» — Я не знала, что отвечать. Мне стыдно было сказать, что гусарский мундир был слишком дорог для меня, по неумению распоряжать деньгами. Сказав печальное «прости» храбрым сослуживцам, золотому
