путала, и передо мною стоялъ холстинный шаръ, на которомъ тянулась полосою отвратительная путаница — мое кружево, и за нимъ-то я сидѣла терпѣливо цѣлый день, терпѣливо потому что планъ мой былъ уже готовъ и намѣреніе принято. Какъ скоро вступала ночь, все въ домѣ утихало, двери запирались, въ комнатѣ матушки погашенъ огонь, я вставала, тихонько одѣвалась, украдкою выходила черезъ заднее крыльцо и бѣжала прямо въ конюшню; тамъ брала я Алкида, проводила его черезъ садъ на скотный дворъ, и здѣсь уже садилась на него и выѣзжала черезъ узкій переулокъ прямо къ берегу и къ Старцовой горѣ; тутъ я опять вставала съ лошади, и взводила ее на гору за недоуздокъ въ рукахъ, потому что неумѣя надѣть узды на Алкида, я не могла бы заставить его добровольно взойти на гору, которая въ этомъ мѣстѣ имѣла утесистую крутизну; итакъ я взводила его за недоуздокъ въ рукахъ, и когда была на ровномъ мѣстѣ, отыскивала пень или бугоръ, съ котораго опять садилась на
путала, и передо мною стоял холстинный шар, на котором тянулась полосою отвратительная путаница — мое кружево, и за ним-то я сидела терпеливо целый день, терпеливо потому, что план мой был уже готов и намерение принято. Как скоро вступала ночь, все в доме утихало, двери запирались, в комнате матушки погашен огонь, я вставала, тихонько одевалась, украдкою выходила через заднее крыльцо и бежала прямо в конюшню; там брала я Алкида, проводила его через сад на скотный двор и здесь уже садилась на него, и выезжала через узкий переулок прямо к берегу и к Старцовой горе; тут я опять вставала с лошади и взводила ее на гору за недоуздок в руках, потому что не умея надеть узды на Алкида, я не могла бы заставить его добровольно взойти на гору, которая в этом месте имела утесистую крутизну; итак, я взводила его за недоуздок в руках и, когда была на ровном месте, отыскивала пень или бугор, с которого опять садилась на