приходъ мой черезъ кухню кажется ей страннымъ, то прошу ее вспомнить, что я не властенъ былъ выбирать дорогу. — Она отвѣчала чистымъ Польскимъ нарѣчіемъ, что ей очень пріятенъ случай, доставляющій ей мое посѣщеніе. Меня просили садиться, а я просила ее продолжать свою игру, что она тотчасъ и исполнила. Окончивъ, она стала говорить своей матери по русски. Я удивлялась правильному выговору ея, и сказала ей объ этомъ. — Я Русская, отвѣчала она. — Ахъ, Боже мой! такъ на что̀ жъ я ломаю всѣми образами языкъ свой, чтобъ говорить съ вами по-Польски? — Не знаю, сказала смѣючись, молодая госпожа Выродова: такъ была фамилія моей новой знакомой. Это приключеніе имѣло весьма пріятныя послѣдствія: мать и дочь такъ полюбили меня, и до такой степени дорожили моимъ товариществомъ, что ни одного дня не могли провесть безъ меня, и если я который день не приходила, выговаривали и рѣшительно не хотѣли чтобы я пропустила хоть одни сутки не бывъ у нихъ; на это я и
приход мой через кухню кажется ей странным, то прошу ее вспомнить, что я не властен был выбирать дорогу. Она отвечала чистым польским наречием, что ей очень приятен случай, доставляющий ей мое посещение. Меня просили садиться, а я просила ее продолжать свою игру, что она тотчас и исполнила. Окончив, она стала говорить своей матери по-русски. Я удивлялась правильному выговору ее и сказала ей об этом. «Я русская», — отвечала она. «Ах, боже мой! так на что ж я ломаю всеми образами язык свой, чтоб говорить с вами по-польски?» — «Не знаю», — сказала смеючись, молодая госпожа Выродова: так была фамилия моей новой знакомой. Это приключение имело весьма приятные последствия: мать и дочь так полюбили меня и до такой степени дорожили моим товариществом, что ни одного дня не могли провесть без меня, и если я который день не приходила, выговаривали и решительно не хотели, чтобы я пропустила хоть одни сутки, не быв у них; на это я и
