зыка и толпы прекрасныхъ дамъ привлекли любопытство находившихся въ саду нашихъ храбрыхъ сподвижниковъ; они подошли какъ можно ближе къ стекляннымъ дверямъ залы, которыя были отворены и охраняемы двумя часовыми. Массъ, видя что толпа солдатъ сгущается отъ часу болѣе и напираетъ въ двери, такъ что часовые съ трудомъ могутъ ее удерживать, чтобъ не вломилась въ залу, подозвалъ меня; я была въ этотъ день на дежурствѣ: скажи Александровъ часовымъ, чтобы затворили двери. Я пошла было исполнить приказаніе; но Милорадовичъ, слышавшій, что говорилъ мнѣ Массъ, остановилъ меня, спрашивая: куда вы? — Я отвѣчала, что иду сказать часовымъ… — Знаю, перервалъ Милорадовичъ нетерпѣливо; не надобно затворять! пусть войдутъ! Юнкера могутъ танцовать! Останьтесь на своемъ мѣстѣ!.. Говоря это, онъ поправилъ раза два свой галстухъ, что было признакомъ досады, и пошелъ къ часовымъ сказать, чтобъ не мѣшали итти въ залу кому вздумается изъ солдатъ. — Слѣдствіемъ этого
зыка и толпы прекрасных дам привлекли любопытство находившихся в саду наших храбрых сподвижников; они подошли как можно ближе к стеклянным дверям залы, которые были отворены и охраняемы двумя часовыми. Масс, видя что толпа солдат сгущается от часу более и напирает в двери, так что часовые с трудом могут ее удерживать, чтоб не вломилась в залу, подозвал меня; я была в этот день на дежурстве: «Скажи, Александров, часовым, чтобы затворили двери». Я пошла было исполнить приказание; но Милорадович, слышавший, что говорил мне Масс, остановил меня, спрашивая: «Куда вы?» Я отвечала, что иду сказать часовым… — «Знаю, — перервал Милорадович нетерпеливо, — не надобно затворять! пусть войдут! Юнкера могут танцевать! Останьтесь на своем месте!..» Говоря это, он поправил раза два свой галстук, что было признаком досады, и пошел к часовым сказать, чтоб не мешали идти в залу, кому вздумается из солдат. Следствием этого
