я напротивъ готова была въ глубокую полночь итти на кладбище, въ лѣсъ, въ пустой домъ, въ пещеру, въ подземелье. Однимъ словомъ, не было мѣста куда бъ я не пошла ночью такъ же смѣло, какъ и днемъ; хотя мнѣ такъ же, какъ и другимъ дѣтямъ, были разсказываемы повѣсти о духахъ, мертвецахъ, лѣшихъ, разбойникахъ и русалкахъ, щекочащихъ людей на смерть; хотя я отъ всего сердца вѣрила этому вздору, но ни сколько однакожъ ничего этого не боялась; напротивъ я жаждала опасностей, желала бы быть окруженною ими, искала бы ихъ, если бъ имѣла хотя малѣйшую свободу; но неусыпное око матери моей, слѣдило каждый шагъ, каждое движеніе мое.
Въ одинъ день матушка поѣхала съ дамами гулять въ густой боръ за Каму, и взяла меня съ собою, для того, какъ она говорила, чтобъ я не сломила себѣ головы, оставшись одна дома. Это было въ первый еще разъ въ жизни моей, что вывезли меня на просторъ, гдѣ я видѣла и густой лѣсъ,
я, напротив, готова была в глубокую полночь идти на кладбище, в лес, в пустой дом, в пещеру, в подземелье. Одним словом, не было места, куда б я не пошла ночью так же смело, как и днем; хотя мне так же, как и другим детям, были рассказываемы повести о духах, мертвецах, леших, разбойниках и русалках, щекочущих людей насмерть; хотя я от всего сердца верила этому вздору, но нисколько однако ж ничего этого не боялась; напротив, я жаждала опасностей, желала бы быть окруженною ими, искала бы их, если б имела хотя малейшую свободу; но неусыпное око матери моей следило каждый шаг, каждое движение мое.
В один день матушка поехала с дамами гулять в густой бор за Каму и взяла меня с собою, для того, как она говорила, чтоб я не сломила себе головы, оставшись одна дома. Это было в первый еще раз в жизни моей, что вывезли меня на простор, где я видела и густой лес,