нимъ, дѣлая тоже. Т*** тотчасъ отрекся прыгать черезъ ровъ, представляя, къ общему смѣху нашему, причину своего отказа ту, что онъ упадетъ съ лошади. — Какъ вы смѣете сказать это, вскричалъ инспекторъ, вы кавалеристъ! гусаръ! Вы не стыдитесь говорить въ глаза вашему начальнику, что боитесь упасть съ лошади. Сломите себѣ голову, сударь, но скачите! дѣлайте то что̀ должно дѣлать въ конной службѣ или не служите. — Т*** выслушалъ все, но никакъ не смѣлъ пуститься на подвигъ, и былъ просто только зрителемъ отличавшихся его гусаръ. За нимъ П*** плавно поскакалъ, флегматически перескочилъ ровъ, равнодушно выстрѣлилъ въ чучело, и мазнувъ его саблею по головѣ, сталъ покойно къ сторонѣ, незаботясь хорошо или дурно дѣлаетъ эволюціи взводъ его. За нимъ была очередь моя; у меня на этотъ разъ не было своей лошади, и я сидѣла на одной изъ фронтовыхъ; это былъ конь пылкій, красивый собою, но до крайности пугливый. Онъ вихремъ понесся къ рву, пере-
ним, делая то же. Т тотчас отрекся прыгать через ров, представляя, к общему смеху нашему, причину своего отказа ту, что он упадет с лошади. — «Как вы смеете сказать это, — вскричал инспектор, — вы кавалерист! гусар! Вы не стыдитесь говорить в глаза вашему начальнику, что боитесь упасть с лошади. Сломи́те себе голову, сударь, но скачите! делайте то, что должно делать в конной службе или не служите». Т выслушал все, но никак не смел пуститься на подвиг и был просто только зрителем отличавшихся его гусар. За ним П плавно поскакал, флегматически перескочил ров, равнодушно выстрелил в чучело и, мазнув его саблею по голове, стал покойно к стороне, не заботясь хорошо или дурно делает эволюции взвод его. За ним была очередь моя; у меня на этот раз не было своей лошади, и я сидела на одной из фронтовых; это был конь пылкий, красивый собою, но до крайности пугливый. Он вихрем понесся к рву, пере-
