двери; съ минуту гремѣла она засовами и запорами, пока наконецъ дверь отворилась и я вошла, держа подъ рукою свою саблю и сопровождаемая марсомъ и мустафою! Наталья отступила въ изумленіи. — Ахъ, Господь съ нами! да вы ли это! Она стала передъ дверью неподвижна и не давала мнѣ войти. — Да пусти, Наталья, что съ тобою? уже ли ты не узнала меня? — Ахъ, матушка, барышня! да какъ васъ и узнать? кабы не поголосу и въ жизнь бы не узнала! — Наталья отворила мнѣ дверь въ горницу, сняла съ меня шинель и опять ахнула отъ удивленія, увидя золотые шнуры моего мундира: — какое на васъ богатое платье, матушка, барышня! вы генералъ, что̀ ли? — Наталья еще съ четверть часа молола вздоръ и притрогивалась руками то къ золотымъ шнурамъ, то къ мѣховому воротнику моей мантіи, пока я наконецъ напомнила ей, что надобно приготовить мнѣ постель. — Сей-часъ, сей-часъ! матушка… Потомъ прибавила, говоря сама съ собою: можетъ быть теперь нельзя уже звать барышнею!
двери; с минуту гремела она засовами и запорами, пока наконец дверь отворилась, и я вошла, держа под рукою свою саблю и сопровождаемая Марсом и Мустафою! Наталья отступила в изумлении. — «Ах, господь с нами! да вы ли это!» Она стала перед дверью неподвижна и не давала мне войти. — «Да пусти, Наталья, что с тобою? уже ли ты не узнала меня?» — «Ах, матушка, барышня! да как вас и узнать? кабы не по голосу и в жизнь бы не узнала!» Наталья отворила мне дверь в горницу, сняла с меня шинель и опять ахнула от удивления, увидя золотые шнуры моего мундира: «Какое на вас богатое платье, матушка, барышня! вы генерал, что ли?» — Наталья еще с четверть часа молола вздор и притрагивалась руками то к золотым шнурам, то к меховому воротнику моей мантии, пока я наконец напомнила ей, что надобно приготовить мне постель. — «Сейчас, сейчас! матушка…» Потом прибавила, говоря сама с собою: «Может быть, теперь нельзя уже звать барышнею!
