ховой ѣзды; и я опять отправляюсь скакать, сломя голову, по какимъ-то опушкамъ, островамъ, болотамъ и кочкамъ, и мерзнуть отъ мелкой изморози, оледеняющей мою шинель и перчатки, и наконецъ отдыхать въ какой-нибудь развалившейся избушкѣ и ѣсть ветчину, которой противный соленый вкусъ заставляетъ меня тотчасъ, какъ только возьму ее въ ротъ, опять выбросить и ѣсть одинъ хлѣбъ. Эти охотники какіе-то очарованные люди; имъ все кажется иначе нежели другимъ: адскую ветчину эту, которой я не могу взять въ ротъ, находятъ они лакомымъ кушаньемъ; суровую осень, благопріятнымъ временемъ года; неистовую скачку, кувырканье черезъ голову вмѣстѣ съ лошадью, полезнымъ тѣлодвиженіемъ, и мѣста низкія, болотистыя, поросшія чахлымъ кустарникомъ — прекраснымъ мѣстоположеніемъ! По окончаніи охоты, начинается у охотниковъ разговоръ объ ней, сужденіе, разсказы — термины, изъ которыхъ я ни одного слова не разумѣю. Забавныя сцены случаются въ компанія господъ охотниковъ! Изъ самыхъ
ховой езды; и я опять отправляюсь скакать, сломя голову, по каким-то опушкам, островам, болотам и кочкам и мерзнуть от мелкой изморози, оледеняющей мою шинель и перчатки, и наконец отдыхать в какой-нибудь развалившейся избушке и есть ветчину, которой противный соленый вкус заставляет меня тотчас, как только возьму ее в рот, опять выбросить и есть один хлеб. Эти охотники какие-то очарованные люди; им все кажется иначе, нежели другим: адскую ветчину эту, которой я не могу взять в рот, находят они лакомым кушаньем; суровую осень — благоприятным временем года; неистовую скачку, кувырканье через голову вместе с лошадью — полезным телодвижением, и места низкие, болотистые, поросшие чахлым кустарником — прекрасным местоположением! По окончании охоты начинается у охотников разговор об ней, суждение, рассказы — термины, из которых я ни одного слова не разумею. Забавные сцены случаются в компания господ охотников! Из самых
