тира вашего ротмистра, сказала Новицкая, вѣжливо кланяясь мнѣ; я покраснѣла отъ глупой роли, какую играла съ доброю дѣвкою; хотѣла было сказать свою благодарность по-Польски, но боялась наговорить вздору, и отъ этого опасенія еще болѣе покраснѣла. Наконецъ я вышла молча изъ повозки, поклонилась паннѣ, то же безмолвно, и добрые кони умчали мою спутницу къ крыльцу огромнаго дома господскаго.
Въ квартирѣ ротмистра никого не было, кромѣ одного денщика его. Агѣевъ уѣхалъ въ штабъ. Подавая мнѣ чай, старый гусаръ спрашивалъ: — ваше благородіе, ночуете здѣсь или поѣдете далѣе? Узнавъ, что ротмистръ не прежде двухъ дней возвратится въ эскадронъ, я рѣшилась переночевать въ его квартирѣ. Разспрашивая денщика, узнала я, что Голобы принадлежатъ вдовствующей воеводинѣ Вильги или Вильжинѣ, какъ называютъ ее Поляки; что эта старая дама лѣтъ восьмидесяти, весьма гостепріимная и благодѣтельная; что у нее
тира вашего ротмистра», — сказала Новицкая, вежливо кланяясь мне; я покраснела от глупой роли, какую играла с доброю девкою; хотела было сказать свою благодарность по-польски, но боялась наговорить вздору и от этого опасения еще более покраснела. Наконец я вышла молча из повозки, поклонилась панне, тоже безмолвно, и добрые кони умчали мою спутницу к крыльцу огромного дома господского.
В квартире ротмистра никого не было, кроме одного денщика его. Агеев уехал в штаб. Подавая мне чай, старый гусар спрашивал: «Ваше благородие, ночуете здесь или поедете далее?» Узнав, что ротмистр не прежде двух дней возвратится в эскадрон, я решилась переночевать в его квартире. Расспрашивая денщика, узнала я, что Голобы принадлежат вдовствующей воеводине Вильги или Вильжине, как называют ее поляки; что эта старая дама лет восьмидесяти, весьма гостеприимная и благодетельная; что у нее
