съ лица моего. Все что ни дѣлаю, дѣлаю машинально, по навыку. Съ мертвымъ равнодушіемъ ѣду на ученье, молчаливо возвращаюсь когда оно кончится, разсѣдлываю лошадь и ставлю на мѣсто не глядя на нее, и ухожу не говоря ни съ кѣмъ ни слова.
— За мною пріѣхалъ унтеръ-офицеръ отъ шефа ; меня требуютъ въ штабъ. Зачѣмъ же это? Однако жъ мнѣ велѣно отдать свою лошадь, сѣдло, пику, саблю и пистолеты въ эскадронъ, и такъ видно я сюда не возвращусь! Пойду проститься съ Алкидомъ! Я такъ же неутѣшно плакала на могилѣ моего Алкида, какъ и въ день смерти его, и сказавъ ему, вѣчное прости, впослѣдніе поцѣловала землю его покрывающую.
Полоцкъ. Какой-то важный переворотъ готовится въ жизни моей! Каховскій спрашивалъ меня : согласны ли были мои родители, чтобы я служилъ въ военной службѣ? и не противъ ли ихъ воли это сдѣлалось? Я тотчасъ сказала правду, что отецъ и
с лица моего. Все, что ни делаю, делаю машинально, по навыку. С мертвым равнодушием еду на ученье, молчаливо возвращаюсь, когда оно кончится, расседлываю лошадь и ставлю на место, не глядя на нее, и ухожу, не говоря ни с кем ни слова.
За мною приехал унтер-офицер от шефа; меня требуют в штаб. Зачем же это? Однако ж мне велено отдать свою лошадь, седло, пику, саблю и пистолеты в эскадрон, итак, видно, я сюда не возвращусь! Пойду проститься с Алкидом! Я так же неутешно плакала на могиле моего Алкида, как и в день смерти его, и, сказав ему «вечное прости», впоследние поцеловала землю, его покрывающую.
Полоцк. Какой-то важный переворот готовится в жизни моей! Каховский спрашивал меня: «Согласны ли были мои родители, чтобы я служил в военной службе? и не против ли их воли это сделалось?» Я тотчас сказала правду, что отец и
